Приговор народа

Увидев, что массы за ними не идут, что средств для проведения заговора мало, несмотря на оплату шпионских услуг, что блок с зиновьевцами распался (после зиновьевского процесса), Сокольников говорит: «Я понял всю безнадежность, и у меня пропал «азарт борьбы». (Кроме бухаринской книжки и троцкистских установок, был еще, оказывается, «азарт борьбы»…) И он решил все рассказать на следствии.

Дробнис

Свесив огромную бороду перед микрофоном., он принялся честить и так и этак троцкизм, даже не пытаясь объяснить, почему он этого не делал раньше.

«Я встал против рабочего класса, я нагромождал одно преступление на другое, расчистил путь троцкизму — и все это потому, что многие годы жил в затхлом, вонючем, гнусном, мерзком троцкистском подполье».

С эпитетами мы согласны. Но почему Дробнис все же многие годы жил среди этой вони и грязи, — он не объяснил. И вдруг, взмахнув бородой, этот не «миндальничающий» с рабочими убийца с пафосом обратился к суду:

«В тюрьме я выпотрошил троцкистскую гнусь из своей души. Дайте мне умереть не позорной смертью, дайте мне возможность вернуться в ряды рабочего класса…»

* * *

Окидываешь памятью мировую историю, чтобы найти за две тысячи лет человеческих преступлений что-нибудь стоящее наравне с преступлениями врага народа Троцкого и этих семнадцати жалких и бесстыдно секущих себя предателей. Нет, такого преступления еще не было.

Алексей Толстой

«Ленинградская правда» 30/I 1937 г.

Приговор великого народа

Ровно в 3 часа ночи вышел состав суда. Зал был переполнен. Мы встали — все, как один. Началось чтение приговора — приговора, продиктованного единодушной волей и гневом всего 170-миллионного народа советской страны, волей и гневом всего прогрессивного человечества.

Твердо, чеканно звучал голос т. Ульриха. В четкой формулировке, председательствующий подводил итоговую черту под всей презренной работой гнусной шайки. Во время чтения в нашем сознании вновь всплывали кошмарные воспоминания о кровавых злодействах. Мы, рабочие, колхозники, научные деятели Западной Сибири, больше, чем кто-либо другой, непосредственно испытали на себе все ужасы этих злодейств. Это у нас, на наших заводах, в шахтах Кемерова, в школах, творили свои вопиющие преступления Дробнис, Муралов, Богуславский, Норкин, Шестов. И когда т. Вышинский в заключительной части обвинительной речи произнес свои знаменитые слова: «Я не один! Пусть жертвы погребены, но они стоят здесь, рядом со мною, указывая на эту скамью подсудимых, на вас, подсудимые, своими страшными руками, истлевшими в могилах, куда вы их отправили!» — когда были произнесены эти потрясающие по силе слова, у нас у всех мороз забегал по коже. Мы — люди бывалые. Многие из нас видали и переживали всякое во время гражданской войны. Но у многих в этот момент спазмы стали сжимать горло.

Затем начались последние слова обвиняемых. Они говорили долго, некоторые — по три четверти часа. «Даруйте мне жизнь», «Дайте мне возможность честным трудом искупить свою тяжелую вину перед народом, который я так мерзко и низко предал», — говорили подсудимые. Эти слова вызывали у нас озлобление. На какое снисхождение может рассчитывать большинство из них — подлых изменников и гнусных убийц? Где найти ту меру наказания, которая могла бы хоть в ничтожной доле ответить за пролитые этими негодяями потоки человеческой крови, за сотни и тысячи искалеченных жизней?

…Суд удалился в совещательную комнату. Поздно ночью мы ждали, конца процесса. В кулуарах мы беседовали с прибывшими на процесс французскими коммунистами — редактором «Юманите» Марселем Катаном и т. Вайяном Кутюрье. Наши французские товарищи с величайшим волнением выслушали рассказ шахтера Гальмутдинова о зверствах троцкистских гадов на шахтах Кемерова. Они подробно расспрашивали о нашей жизни в Западной Сибири и в заключение, пожимая нам руки, просили передать привет рабочим и колхозникам края.

Всюду, во всех странах, трудящиеся борются за то же дело, что и мы. И сидящие сейчас на скамье подсудимых в ожидании приговора троцкисты являются заклятыми врагами всего передового и прогрессивного человечества. Вот почему в уничтожении троцкистских банд, провокаторов, шпионов и убийц кровно заинтересованы и рабочий Франции, и честный трудящийся Англии и Америки. В любой стране троцкизм является агентурой и союзником фашизма.

Долго совещались судьи. Предстояло тщательно и глубоко продумать каждый пункт, исчерпывающе обосновать решение, точно систематизировать все обилие многообразных, но неизменно кошмарных преступлений мерзкой своры троцкистских гадов, тщательно взвесить вину каждого, воздать каждому по заслугам…

…Тов. Ульрих читал приговор. Стараясь не проронить ни одного слова, мы в то же время следили за тем, что делалось в затихшем зале. Все слушали с огромным напряжением. Подсудимые стояли, — понурив головы. Чтение продолжалось около получаса.