Приговор народа

Андрей Александрович

«Правда» 30/I 1937 г.

Изменники

К убийцам, к предателям нашей страны,
К чудовищным их преступленьям
Мы гневом священным до края полны,
А больше всего — омерзеньем.

Их совесть зловонна, их сердце гниет,

Их речи презренны и мелки!
При виде лакеев фашистских господ
Пред нами во всей наготе предстает
Картина предательской сделки.

Иудушка-Троцкий стоит у стола,

Козлиной тряся бородою.
Он весь изогнулся. Судьба тяжела,
И время чревато бедою.

Стоит у стола матерой негодяй.

Эх, власти ему бы немножко!
Он выкрикнул «гайль!»,
      сшепелявил «банзай!»,
Почтительно шаркнувши ножкой.

Пред ним генералы спесиво сидят.

На стенке — огромная карта.
Сидят генералы,
      и алчен их взгляд,
И много в их слове азарта.

Сидят генералы и в карту мечом

Весьма добросовестно тычут:
— Почем Украина? Приморье почем?
Проценты? Концессии? Вычет?

Почем белорусская сытная снедь?

Чукотка? Карелия? Кичкас?
Бакинская нефть? Карабашская медь?
А уголь? А лес? А пшеничка?

Кивает, хихикнув, Иудушка-шут,

Мотаясь тщедушненьким тельцем:
— Колхозов не будет. Заводы вернут
Их бывшим давнишним владельцам.
Я буду в стране на вождей натравлять
Своих террористов ораву,
Я буду шпионить, взрывать, убивать, —
Уж я постараюсь на славу!

Народ усмиривши огнем и мечом,

За вами мы кинемся в войны.
Почем Украина? Приморье почем?
Недорого! Будьте спокойны!

Но долго над списком чужою добра

Торгуется шут пустяковый
За Серебряковский кусок серебра,
За стертый пятак Пятакову.

Понятно, что всех продает без стыда

Убийца,
      вредитель,
            изменник.
Но вам, генералы,
      но вам, господа,
Не жалко ли траченых денег?

Напрасен ваш торг, — до предела смешной,—

С оравой людишек пропащих.
Не худо бы вам о цене покупной
Хозяев спросить, —
      настоящих!

Попробуйте, суньтесь к нам

      рылом свиным;
Мы с вами о ценах поспорим
И тут же
      — советским оружьем стальным
Весьма добросовестно вам разъясним,
Почем
      Украина с Приморьем!

А. Безыменский

«Правда» 25/I 1937 г.

Чудовищные ублюдки

Есть старый английский роман. В нем описан человек, ведущий двойную жизнь. Днем это обыкновенный уважаемый гражданин, ночью все его темное, порочное, гнусное, нечеловеческое отделяется, обособляется и выходит на охоту, выходит двуногим существом с видимостью человека, но это не человек.

Романист должен был показать читателю, что это уже не человек.

Каким приемом? Англичанин додумался: прохожие ночной улицы видят поспешно идущую фигуру, видят, как перед нею на тротуаре поскользнулся и упал ребенок, и видят, как эта фигура с человечьим обликом быстрой походкой, не меняя пути и не задерживаясь, проходит через ребенка, наступив на него ногой. Ничего нечеловечней этого романист представить себе не мог.

Когда читаешь страшный документ, где люди, именовавшие себя социалистами, клявшиеся словами «рабочий», «трудящийся», «народная масса», с последним бесстыдством признаются, что им наплевать на народ, — как будто видишь жуткую фигуру нежити, ступившей ногой на живое тело.

В английском романе чопорные лондонцы хотели растерзать нечеловеческую фигуру.

Мы, жители советской страны, уничтожаем чудовищных ублюдков, пытавшихся наступить ногами на тело многомиллионного разбуженного, растущего к счастью и знанию великого советского народа!

М. Шагинян