Приговор. Об экспертизе душевнобольных и преступников

Кроме этого, было сделано несколько и более общих возражений. Указывали, что психологический критерий оставляет совершенно в стороне физические признаки заболевания, которые могут иметь существенно важное значение (проф. И. П. Мержеевский, д-р А. Е. Черемшанский). «Психологическое определение преступного действия помешанного несостоятельно, потому что душевная болезнь проявляется множеством симптомов не в одной лишь психической, но и в физической сфере организма, и только всестороннее ознакомление с этими симптомами и констатирование их может представить доказательство душевной болезни» (проф. Мержеевский). «Эксперту вообще нередко приходится основывать диагноз тяжелого мозгового страдания на симптомах соматических, например, в тех случаях временного ослабления болезни, при общем прогрессивном параличе, когда психические симптомы отодвигаются на задний план, так сказать, на время стушевываются, а остаются ясно выраженными только некоторые физические расстройства, преимущественно в двигательной сфере. Такой больной, несомненно, должен быть признан неспособным ко вменению, как одержимый самою тяжелою формою „душевной болезни“, а между тем доказательство последней будет основано в данную минуту вовсе не на оценке понимания и руководства поступками во время учинения деяния, а на явлениях соматического порядка; критерий невменяемости таким образом поневоле превратится здесь из психологического в физический» (А. Е. Черемшанский). Замечания чрезвычайно верные, насколько они касаются необходимости всестороннего исследования, которое отнюдь не должно упускать из виду и физических симптомов. Вопрос, однако, не в том, должно ли быть исследование полным или неполным – здесь конечно, никакое разногласие невозможно, – а в том, дают ли открытые при этом исследовании физические признаки сами по себе достаточную опору для решения вопроса о невменяемости, или же они играют лишь вспомогательную роль и важны постольку, поскольку позволяют судить об аномалиях психической жизни и поскольку служат для выяснения происхождения этих аномалий. Ответ, конечно, может быть только один: физические признаки важны лишь по своей связи с психическими симптомами. Может ли когда-нибудь критерий невменяемости превратиться из психологического в физический? Полагаю, что нет. Существует только единственный физический признак, на основании которого можно безусловно признать неспособность ко вменению: если измерение окружности головы дает цифру, меньшую определенного минимума, если оно показывает существование микроцефалии, то этим самым уже устанавливается неспособность ко вменению, так как мы знаем, что при вместимости черепа, меньшей против установленного минимума, невозможно образование суждений, следовательно, не может быть речи ни о свободе выбора, ни о свободе суждения. В этом случае на основании физического признака сразу решается и психологическая проблема, которая только и важна с юридической точки зрения. Люди вменяемы или невменяемы не потому, что они большого или маленького роста, с большою или маленького головою, а потому, способны они или нет понимать свои действия и руководиться этим пониманием. Но положим, что измерение головы как раз дало цифру, установленную для минимума; очевидно, что на основании физического признака здесь нельзя составить никакого понятия о психической деятельности: она одинаково может быть как совершенно нормальною, так и крайне расстроенной; здесь физический признак не разрешает психологической задачи, которая должна быть разрешена на основании других данных.

Обратимся к другим примерам. Я не буду останавливаться на физических признаках дегенерации, так как, несомненно, они встречаются – и, надо думать, очень часто – у совершенно здоровых в психическом отношении лиц и поэтому имеют значение только в связи с психическими симптомами. Допустим, что исследование открыло ряд тяжелых симптомов, характерных для истерии: гемианестезия, расстройства зрения, даже существование параличей и судорожных припадков. Дает ли это богатство физических симптомов какую-либо основу для решения вопроса о способности ко вменению? Конечно, нет, самое большее – оно заставляет внимательнее отнестись к исследованию психической деятельности и в ней искать ответа. Нет сомнения, что при истерии в огромном большинстве случаев имеются и болезненные расстройства душевной деятельности. Если помимо физических симптомов мы докажем существование и психических аномалий, мы все-таки не решим вопроса о способности ко вменению, так как эти болезненные расстройства могут быть выражены в слабой или сильной степени, и важно не то, существуют они или нет, а исключают ли они способность руководства своими поступками или нет, т. е. существенно важным является опять психологический критерий.