Приговор олигарху

Фамилия недавно погибшего Шульгина произвела на секретаря должное впечатление. Белоцерковский строго приказал о любой информации, связанной с Шульгиным, тут же ставить его в известность в любое время. Будь он хоть в бане, хоть в кровати с женой, хоть на приеме у президента. Как можно было бы что-то сообщить Белоцерковскому во время его встречи с президентом, секретарь представить себе не мог, но сейчас, слава богу, случай был другой, всего лишь заседание Думы.

– Ждите, – буркнул секретарь и отправился в зал заседаний.

Голос Белоцерковского раздался минуты через полторы. Судя по некоторой учащенности дыхания, можно было подумать, что он выбежал из зала. Впрочем, Глеб Абрамович всегда двигался стремительно.

– Я слушаю! – нетерпеливо сказал Белоцерковский. – Кто это?

– Вот что, Абрамыч, – твердо произнес Константин. – Я думал, ты слово свое умеешь держать. А ты Шульгина опять подослал ко мне. Ты меня разочаровал. Я думал, ты хоть чуть умнее.

– Я никого к тебе не посылал! – воскликнул Белоцерковский. – Мамой клянусь.

– Деньгами своими клянись! – усмехнулся Жиган. – Только мне клятвы твои до лампочки. Словом, готовься, Абрамыч. Достал ты меня! Хотел я в живых тебя оставить, но ты, видно, не ценишь моего к тебе хорошего отношения, пакостить продолжаешь.

– Плохо слышно! Я не понял, что ты сказал, – перебил его Белоцерковский.

Он судорожно достал второй телефон и набрал номер, положив аппарат себе на колени.

– Повтори, что ты сказал! – выкрикнул он, оглянувшись по сторонам.

Коридор рядом с залом заседаний был пуст. Только фигура секретаря маячила на другом его конце у лестницы. Секретарь свое дело знал – когда шеф разговаривает по телефону, ему положено держаться на расстоянии, чтобы не слышать, о чем идет разговор.

– Не валяй ваньку, Абрамыч! – ответил Панфилов. – Можешь теперь прятаться хоть в своем сейфе, я тебя достану…

– Срочно засечь абонента, с которым я разговариваю, – еще раз оглянувшись, вполголоса сказал Белоцерковский во второй аппарат, как только ему ответили. – И заткнуть его. Все!

– Подожди, Панфилов, – сказал Белоцерковский. – Так дела не делают. Шульгин меня тоже обманул, это он сам, клянусь мамой, сам, без моего приказа все делал. Я вообще не знаю, чего он добивался. Я хотел только помочь тебе. Я помню разговор, который мы вели тогда, в бассейне. Мне показалось, что мы поняли друг друга. Я и сейчас готов помочь тебе, ты же знаешь, что я человек справедливый. Я уже кое-что установил. Мне в общих чертах понятна проблема, которая тебя зацепила. Если хочешь, я могу рассказать прямо сейчас. Только для того, чтобы ты мне поверил. Это все деньги Генриха Воловика. Его вдова…

– Закройся, Абрамыч! – перебил его Панфилов. – С этим я сам разберусь. А тебя я предупредил. Заказывай место на Новодевичьем. Или ты хочешь быть похоронен в другом месте? Дело твое. Но с этой минуты я начинаю на тебя охотиться. А ты знаешь, что это такое. Мои враги долго не живут. Все, привет! До скорого свидания с моей пулей!

– Подожди! Панфилов! – попробовал задержать его в эфире еще на несколько секунд Белоцерковский, но в трубке уже слышались сигналы отбоя.

– Говно! – возмущенно крикнул Белоцерковский. – Говно! Я тебя… Я тебя раздавлю!

Глеб Абрамович вновь лихорадочно набрал номер и закричал в трубку:

– Засекли? Где он?

Выслушав ответ, Белоцерковский сунул телефон в карман и удовлетворенно потер руки.

– До свиданья, мой друг, до свиданья!.. – фальшивым тенором пропел он, направляясь в зал заседаний.

Секретарь кинулся к нему.

– Обо всех звонках от Шершеля докладывать мне незамедлительно, – сказал Глеб Абрамович. – Я жду очень важную информацию.

Шершель только вчера занял место, освободившееся после смерти Шульгина. Место исполнителя всех тех дел Глеба Абрамовича Белоцерковского, которые к самому Белоцерковскому не должны иметь никакого отношения.

Панфилов выключил телефон, подержал его на ладони, посмотрел на него внимательно. Он понял, что Белоцерковский специально тянул время и болтал все подряд для того, чтобы Панфилов подольше не отключался. Зачем он это делал, понять было нетрудно.

Панфилова наверняка засекли и сейчас какой-нибудь головорез из команды Глеба Абрамовича мчится сюда, чтобы всадить ничего не подозревающему, как полагает Белоцерковский, Константину пулю в затылок. Ничего у вас не выйдет, господа!

Константин бросил телефон в урну, в которую только что отправился окурок, и спокойно пошел по бульвару, обдумывая мысль, которая давно пришла ему в голову, но на которую у него все не хватало времени.

Он не хотел убивать Белоцерковского, он рассчитывал его только напугать, в надежде, что тот оставит его, наконец, в покое. Константин не хотел драться и с охранниками вдовы Воловика, защищая свою жизнь от слишком агрессивной вдовушки. Но остановить их было не в его силах.