Приговор судьи

– Берегись! – именно этот вопль и стал первым аккордом в жутком громовом раскате, от которого закачался, перевернулся вверх тормашками весь окружающий мир.

Удар получился страшный. Танк тряхнуло так, что я едва не растекся по лобовому бронелисту. Казалось, что машина влетела в цельнолитую плиту, которую можно только лишь продырявить подобно тому, как подкалиберный снаряд прошивает толстую танковую броню. Все надежды на то, что огромные металлические зубы либо отколются, либо отогнутся, можно было засунуть глубоко в зад. Пластины, образующие ворота, словно приварились друг к другу и не стронулись даже на дюйм. Так что все могло закончиться очень и очень плачевно, кабы не одно очень удачное обстоятельство. Золотистый металл оказался достаточно мягким и пластичным. Он не устоял перед ударом бронированного тарана Харьковского производства, промялся и со страшным грохотом лопнул. Не уверен, но мне даже показалось, что все это сопровождалось ослепительной белой вспышкой. А может именно так сияли искры, полетевшие у меня из глаз.

После оглушительного грохота, лязга и скрежета поверженных ворот все остальное можно было смело именовать тишиной. Едва слышно, будто котенок, мурчал семисотсильный дизель, мелодично скрежетали куски раскуроченного металла, вкрадчиво и душевно загибал трехэтажные матюки подполковник ФСБ. Короче, как пела незабвенная Верка Сердючка: «Хо-ро-шо!», кажись, прорвались. Теперь осталось выяснить куда.

Скорее всего, место, в котором мы оказались, представляло собой что-то вроде разгрузочно-погрузочной зоны грузового терминала. Сквозь смотровой прибор я отчетливо видел пузатые транспортные модули своим видом очень напоминавшие электрических кашалотов, от которых мы отбивались в Одинцово. Только в отличие от тех гигантов, тела этих зверей покрывали вовсе не серые шкуры, а крупные белые металлокерамические плиты. Что касается лап, то их заменяли толстые диски антигравов. Модули стояли либо в одиночку, либо группами по две-три машины. Все они утыкались носами в длинный пандус, который тянулся вдоль одной из стен и уходил вглубь терминала на несколько сот метров.

Противоположная стена исполинского туннеля оказалась практически глухая, если конечно не считать пары арочных, светящихся изнутри тревожным красным сиянием порталов. Ближайший из них сразу привлек мое внимание. Дело в том, что рядом с ним на стене находилось какое-то устройство типа панели управления или распределительного щита. Так вот как раз эта штуковина почему-то серьезно искрила. Не уверен, что именно так она и должна функционировать. Скорее это походило на короткое замыкание.

Вообще ощущение аварийной ситуации буквально пропитывало воздух. Терминал был освещен тусклым постоянно мигающим светом, а его дальний конец терялся в мутной темно-серой дымке, которая могла быть только дымом. Что ж, все это было как нельзя кстати. Не случись на Базе неприятностей, события могли…. Да почему могли? Как пить дать развивались бы совершенно по-другому.

– Макс! – Леший даже умудрился чем-то толкнуть меня в спину.

– В порядке, – я оглянулся на друга.

– Хорошо. А то я грешным делом подумал, что у тебя триплекс уже глубоко в башке сидит.

– Поэтому ты меня выстрелом меж лопаток тычешь?

– А иначе никак, – Загребельный скривился. – Проклятая жестянка!

Я взглянул на здоровяка чекиста и подумал, что он действительно должен чувствовать себя в танке, как килька в консервной банке. Не то что Кальцев.

– Как там твой сосед? – мысль об одинцовском разведчике мигом нашла свое продолжение.

– Нос расквасил, но живой, – ответил Леший и сразу же сменил тему, зашептал, будто боясь выдать наше местоположение: – Что снаружи? А то у меня все приборы на башне расколошматило к едрени Фени.

– Мы в ангаре каком-то, – я вновь вернулся к наблюдению. – Тихо пока.

– Давай выбираться. Иначе нас тут вместе с танком поджарят.

– Попробую продвинуться вперед, – мои руки без промаха легли на рычаги управления.

– Сдурел! Куда продвинуться?! Выбираемся!

– Терпение, подполковник.

Я не послушал Андрюху, и это вовсе не оттого, что хотел под защитой брони преодолеть какие-то несколько десятков, может сотен метров. Мне просто очень захотелось выяснить на ходу ли машина. Не уверен, пригодится ли нам «шестьдесят четверка» в будущем, но знание того, что верный стальной друг жив, согреет душу любого танкиста.

К моей великой радости танк оказался на ходу. Не знаю, может более детальный осмотр и мог выявить некоторые повреждения, но на подвижность и управляемость машины они точно не влияли. Подчиняясь моей воле, Т-64 стронулся с места, прогрохотал гусеницами по кускам вывороченного из ворот металла и по гладкому идеально белому полу подкатил к тому самому порталу, около которого сочился искрами многострадальный блок управления. Почему-то я сразу окрестил этот агрегат «блоком управления». Это, наверное, потому, что ничего лучшего в голову не приходило. Да и что другое могло находиться в прозаической грузовой зоне? Только управление системами погрузки-разгрузки дверями и воротами или еще какой-нибудь хренью.