Приговор судьи

Мы долго и пристально глядели на ханха, а он на нас. Молчали, изучая друг друга глазами, и все не знали с чего начать. Мне довелось видеть Главного разным… очень разным. В Одинцово это был спокойный, уверенный в себе человек со слегка снисходительным и вместе с тем пронизывающим насквозь взглядом, таким, каким он и должен быть у высшего существа. В Подольске я повстречал усталого, сутулящегося под бременем невзгод одиночку, чужого в созданном им же самим мире. И вот сейчас… сейчас мне доводилось наблюдать третью ипостась – встреча равных, может людей, может богов, но равных по силе и по духу существ. Вот как раз этот момент и вгонял меня как в растерянность, так и в искушение. Хотелось сделать сразу много и притом противоречивых вещей. Например, памятуя ту ложь, которая сейчас всплыла на поверхность, как следует засадить Главному в рыло. А может, учитывая все пережитое, все пройденное вместе, крепко обнять его? Как пить дать что-то аналогичное испытывал и Леший. В результате мы с Андрюхой продолжали молчать, тем самым предоставляя право первого слова богу.

– Давайте закончим дело, – тембр и тональность этого голоса, словно пришли из прошлого, в которое я уже и не чаял вернуться. – Иваныча и Костю надо похоронить по-человечески. Они как никто другой этого достойны.

Слова ханха заставили меня вздрогнуть. Конечно, сказано хорошо, правильно, да только все это я уже слышал. Всего каких-то десять минут назад почти то же самое произнес стоящий над трупом милиционера Николай. Кто знает, может это и совпадение… но все же в моей душе вдруг зародился, заворочался маленький гаденький червячок сомнения. Подумалось, а вдруг все приключившееся с нами происходило с ведома нашего старого знакомого, что это именно он руководил всеми нашими поступками и даже мыслями.

– Молодец, мужик! Быстро могилу соорудил, – в ход этих черных мыслей вломился голос одинцовца. Николай спрыгнул в яму, высвободил ноги из осыпавшегося вслед за ним крупного алого песка, а затем махнул нам с Андрюхой: – Давайте Иваныча! Потихоньку. А мы тут его примем.

Обвинение и укор, готовые сорваться с моего языка, прилипли к нему, да так и не появились на свет. Вовсе не дело устраивать разборки над телами погибших, тем более когда не знаешь всей правды. Да и Главный… Вот же цирк-зоопарк, могилу взялся рыть… И сам вроде как из мертвецов…

В гробовой тишине мы опустили Нестерова на дно ямы. Николай поправил тело так, чтобы оно лежало ровно, и протянул руку за свертком, который Леший оставил у края могилы.

– Давай сюда. Теперь очередь вашего капитана.

Несколько секунд Андрюха молча глядел на пропитанную кровью камуфлированную ткань. Должно быть прощался, мысленно обращаясь к памяти старого боевого друга и товарища. К памяти… черт побери, как это верно сказано. Только память от Соколовского и осталась, и уже никак, даже при самом сильном желании не заставишь себя поверить, что вот эти несколько костей да кусков разорванного мяса и есть он.

– Как погиб капитан? – голос Главного прервал тягостную минуту молчания.

– Разве ты не знаешь? – проскрежетал я, буравя ханха глазами.

– Не знаю, – Главный выдержал мой взгляд. – Я пришел позже, когда погасла темпоральная петля. Только тогда мы смогли отследить объект.

Короткая фраза, произнесенная ханхом, особо ничего не объяснила, но зато от нее так и повеяло ложью, может нынешней, совсем свеженькой, может старой и замшелой, благодаря которой все мы и отправились в это смертельно опасное путешествие. Точно сказать сложно, однако ложь была, как пить дать была. Я ее чувствовал, и все больше вскипал от справедливого гнева.

– Костя блокировал главную шлюзовую камеру на входе в инкубатор, – ледяной, почти механический голос Загребельного обрушился на меня как ушат ледяной воды. – По-другому ее было не заклинить, и он остался, спас всех тех, кто прятался внутри, включая Серебрянцева.

– А потом старик нашел способ открыть запасной ход, – ханх не спросил, а скорее закончил за Лешего.

– Хорошо, что ваши успели и прорвались внутрь, – встрял в наш разговор не сведующий о его потаенной глубинной сути одинцовец. – А то бы в женском блоке никто не выжил. – Произнеся это, Николай повторно указал на сверток с останками капитана. – Ну, кто-нибудь подаст мне его или нет?

Именно в этот самый миг окровавленный баул пошевелился, вздрогнул и одним своим краем стал тонуть в багровом песке.

– Черт! Черт! Эти твари… они здесь! – Прокричал одинцовский разведчик и шарахнулся в дальний конец ямы.