– Потом все объясню, – пообещал Щукин, – долго рассказывать, а у нас времени нет. Уже светает. Тебе очень приятно в яме с двумя трупами сидеть?
– Не очень, – признался Григорий, – да дело-то не в этом. Представляешь, что будет, если мы выбраться отсюда не сможем, а утром нас тут заметят… и эти трупы тоже заметят. Вызовут мусоров, а те… Пришьют двойное убийство, потом объясняй, что ты не верблюд…
Щукин усмехнулся.
– Отвернись-ка на минутку, – велел он.
– Зачем? – удивился Григорий. – Ты поссать, что ли? Давай, не стесняйся, чего я там не видел…
– Отвернись, говорю, – повторил Щукин.
– Раскомандовался, – проворчал Григорий, но приказание исполнил.
Щукин достал из кармана острейший нож, с которым почти никогда не расставался. Нож был с виду перочинный – никакая экспертиза не доказала бы принадлежность его к холодному оружию, но бритвенной остроты лезвие и удивительная прочность стали делали этот нож довольно опасным предметом.
Щукин оглянулся на стоящего спиной к нему Григория, нагнулся и в несколько движений отмахнул кисть руки у ближайшего к себе трупа.
Выпрямился.
– Все, что ли? – проговорил Григорий, нетерпеливо посвистывая.
– Погоди…
Николай несколько раз встряхнул отрезанную кисть, чтобы стекла основная часть крови, потом, снова наклонившись, отрезал полу куртки трупа и аккуратно замотал в нее кусок плоти.
И положил в карман.
Только теперь он позволил себе брезгливо сморщиться и сплюнуть.
– Не люблю расчлененки, – пробормотал он почти неслышно, – и в мясные лавки с детства ходить не могу.
– Чего? – переспросил Григорий, поворачиваясь.
– Ничего, – ответил Щукин, пряча нож в карман.
Григорий подозрительно покосился на него.
– Странно ты как-то… – начал было он, но Щукин тотчас прервал его.
– Давай сделаем так, – предложил Николай, – я встану около стены, упрусь в нее руками, а ногами в противоположную стену, чтобы не соскользнуть, а ты заберешься мне на плечи и постараешься достать руками до края ямы. А потом мне поможешь выбраться.
– Давай, – согласился Григорий.
Щукин утвердился возле стены. Григорий, кряхтя и постанывая, вскарабкался ему на плечи, едва не отдавив грязной подошвой башмака правое ухо Николая.
– Ну, как? – спросил Щукин. – Давай быстрее, а то мне тяжело…
– Не достаю я, – сдавленным голосом ответил Григорий, – немного не достаю…
– Попробуй еще, – посоветовал Щукин и накрепко стиснул зубы – ботинок Григория шваркнул его на этот раз по левому уху.
– Не… не получается…
– Тогда слезай!
Григорий спрыгнул с него и, не удержавшись на ногах, упал, ткнувшись носом в быстро остывающие трупы.
– Тьфу, черт! – гадливо поморщился он, выпрямляясь. – С мертвецом поцеловался… Что же нам делать-то? Яма глубже, чем я думал. Если мы, даже встав один на другого, не достаем до ее края, то…
– То надо найти какую-нибудь подставку! – сказал Щукин.
– Подставку? – удивился Григорий. – Где – здесь? Здесь ничего такого…
Тут он осекся и посмотрел на Николая. Щукин, в свою очередь, посмотрел на него, вздохнул и перевел взгляд себе под ноги.
– Этих… что ли? – почему-то шепотом спросил Григорий.
– Другого выхода нет, – проговорил Щукин, – придется использовать мертвецов в качестве подставки. Неприятно, а что делать?..
Через полчаса они выбрались из ямы, а через полтора часа уже находились в центре города. Джип, на котором они доехали до Алтынной горы, оставили неподалеку от города, а в город вошли пешком.
Давно уже рассвело. Появившиеся на улицах первые пешеходы неодобрительно косились на Григория и Щукина, а некоторые даже переходили на другую сторону улицы.
– Чего это они? – удивлялся Григорий. – Смотрят на нас… как на мамонтов.
Щукин пожал плечами. Желания объяснять своему приятелю, почему два дрожащих от утреннего холода, промокших насквозь человека в одеждах, густо облепленных грязью, всеобщего восторга вызывать не могут, у него не было. У него вообще не было никаких желаний, кроме одного – залезть в горячую ванну, а потом в теплую постель. Однако в ближайшее время это Щукину явно не светило.
Возле какой-то забегаловки, вроде той, куда Щукина приводил бородатый художник Миша, Григорий неожиданно притормозил.
– Погоди, – сказал он, – у тебя деньги какие-нибудь остались?
– Какие-нибудь остались, – устало ответил Щукин и подумал, что голос у него теперь, должно быть, похож на голос Студента.
– Пойдем, выпьем по сто граммов, – предложил Григорий. – Хоть погреемся, а то так можно и воспаление легких схватить.
«И правда, – подумал Щукин, – сто граммов сейчас не помешают. Шутка ли – всю ночь провести по щиколотку в воде. Я так замерз, что, если бы нам подали водку горячую, я думаю, выпил бы ее без отвращения».
Забегаловка в такой ранний час оказалась открыта, и мало того – полна похмеляющегося народа, на фоне которого Щукин с Григорием смотрелись не так диковинно, как на фоне спешащих на работу людей.
Николай занял длинноногий столик, пить за которым можно было только стоя, и в ожидании ушедшего за выпивкой Григория уставился в окно.
– А вот и я! – появился изрядно повеселевший Григорий.