Приговор

  - Я, Захар, не стремился, гадом буду. Я пацан и пацаном буду. Баклан еще в этапке косяк одел, вот тебе и авторитетный пацан с понятием. Теперь он твои уроки искусства рукопашного боя на челюстях пацанов отрабатывает. Цыгана опустили почти сразу, как в зону поднялся. Минак был и Насос, но не вступились. Сам знаешь, здесь каждый за себя. Ему еще в КПЗ в его районе кто-то предъяву дал. Цыган - колхоз, отмаз не дал. Вот так, разбросала судьба нашу хату 3-2 - кто в князи, кто на парашу. Я как тебя увидел, подумал, мужик ты с головой и армию видел, и грамотный, университет закончил. Ты поговори, Захар, с отрядником своим, может, оставят меня, мне и осталось четырнадцать месяцев. Я хочу на посудомойке. А что? Я воды и соды не боюсь, экзем на руках нет. Сегодня к нам центровая телка заходила, как ее, Мухина. Ну и телка, дыхание спирает. Зашла: "Так, мальчики, экзем на ручках нет?"

  Захар просидел у Степана больше часа, пришел дневальный:

  - Бригадира пищеблока вызывает начальник отряда.

  Захар поднялся.

  - Я не прощаюсь, Степан, - сказал он.

  Вышел из камеры. На лестнице его догнал чернявый парень, тоже из поднятых на взрослую зону малолеток.

  - Захар, подожди секунду, базар есть, - позвал он.

  Виктор остановился:

  - Что тебе, земеля? - спросил он.

  - Ты Степану земляк или кореш по воле? - спросил чернявый.

  - А что такое? Что за интерес? - Виктор насторожился.

  - Да сука он и стучало. Его из зоны вывезли, ему в июле только восемнадцать, но не дожил бы он до своего совершеннолетия. Это он вломил и Цыгана подставил, его в непонятке и опустили. Ты меньше якшайся с ним. Дело, конечно, твое, но у тебя треха на ушах, всякое может быть, может, и не быть защиты, тюремных стен.

  Виктор одной рукой схватил чернявого за шиворот, легко приподнял над полом:

  - Отвечаешь за базар?

  - Захар, этим не шутят, сам понимаешь.

  Виктор разжал руку. Чернявый резко развернулся и исчез так же стремительно, как и появился. Виктор постучал в кабинет начальника отряда Селезнева:

  - Вызывали, гражданин начальник?

  - Вызывал и полчаса жду.

  Селезнев сидел за столом, перед ним лежали папки с делами.

  - Присядь, Бугор, будем вместе думать. Одна голова хорошо, а две "хуже".

  - Я согласен, Игорь Вячеславович, две головы - это базар.

  Виктор сел на предложенный стул.

  - Не пойму я, смотри дело: Степанов Андрей Михайлович, восемнадцать лет в июле, в июне поднимается на взросляк. Оперативники рекомендуют оставить в хозобслуге. Что это может значить?

  Селезнев посмотрел поверх очков на Виктора.

  - Объясняю, гражданин начальник. Степанов очень сильно накосячил на малолетке и дальнейшее его пребывание в данном ИТК стало для него невозможным. Вот его и вывезли на тюрьму, пусть подрастет и к нам.

  Виктор посмотрел на начальника отряда:

  - Я вам доходчиво объяснил, гражданин начальник?

  - Вполне. Зачем он нам?

  - Думаю незачем, отправьте его в МОБ, хронический гастрит у пацана от перемены пищи. Один из этой семерки, по-моему, едет в МОБ?

  - Да Дыбля. У него действительно гастрит. Откуда ты все знаешь, Бугор?

  Селезнев улыбнулся.

  - Тюремная почта, гражданин начальник, она самая быстрая.

  Виктор тоже улыбнулся.

  - Не скажи... Вот не сообщили тебе, завтра у тебя свидание с отцом, личное. Вот тебе и самая быстрая почта.

  Утром осужденные Степанов и Дыбля были этапированы в Межобластную больницу. Что потом произошло в судьбе Степанова, Виктор не слышал. Каждый отвечает за деяния свои, и изменять что-то Виктор даже не хотел. Ему было больше жаль тихого деревенского паренька Цыгана, почти земляка с Петровского района. Он ему подарил мыло, зубную пасту и щетку. Цыган дал ему слово мыться и чистить зубы каждый день, и пока Виктор сидел с ними, он строго выполнял обещание. В 11.00 Виктора Захарова вызвали на свидание.

  - Мать передала, - стал объяснять Виктору отец.

   Он почти не изменился. Только похудел. Хотя это пошло ему на пользу. Он будто помолодел, только голова вся белая и лысина во всю макушку. Захаровы разместились в комнате личных свиданий. Отец поставил на стул большой баул с продуктами.

  - Отец, зачем? Я шеф-повар. Я сыт, - взмолился Виктор.

  - Угостишь друзей или, как вы зовете друг друга, корешей - сокамерников? Хотя я думаю, сынок, друг в жизни - это большая редкость. Я вот вспоминаю и не могу вспомнить. В детстве я дружил с Алешкой Новиковым, мы были друзьями. Но потом разбежались, семьи создали, какие друзья? Так, по работе коллеги или по рыбалке. Но чтобы друг, с которым можно поговорить, высказать, что у тебя на сердце накипело, что грызет и спать не дает, не помню. Нет у меня таких. Да я уверен, и у тебя нет. Друг - это слово, которое в "Красную книгу" надо заносить.

  - Наверное, ты прав, отец. Другом может быть один человек. Во взрослой жизни это очень редко, только жена может стать другом, но это, наверное, еще реже.

  Виктор взял мандарин. Стал руками снимать кожуру.

  - Все не забудешь Вику, сынок? Мы взрослые давно и давай хоть раз как друзья, которые в "Красной книге", поговорим.