Приговоренные к пожизненному

— Это не сработает, — сказал он категорически, — я не позволю, чтобы маму изводили таким образом. Она снова боится оставаться дома одна.

Я смотрел на голый пол, вполне уверенный, что он собирался мне сказать.

— Наш дом обыскали незнакомцы. А разговоры на улицах — ты не знаешь, что это такое для нас. Тогда, прошлой ночью, с грузовиком твоего брата — это была последняя капля. Я позвоню твоему надзирателю и скажу, что тебе нужно съехать. У них есть места в городе для таких, как ты. Я думаю, это будет лучшее решение для всех нас, если ты съедешь.

Он встал и вышел из комнаты. Я не пытался спорить, потому что знал, что он был прав. Для меня не имело значения куда идти, я все ещё должен был находиться в собственной шкуре. Но возможно будет лучше, если я пойду куда-нибудь, где меня никто не знает. Мне нечего было оставлять, кроме Торри.

Я почувствовал боль от сожаления в груди. Да, я буду скучать по ней.

***

Торри

Я не хотела этого признавать, но мне нужно было поговорить с мамой. Я позвонила ей на мобильный, но он отправил меня прямо на голосовую почту. Когда она выключала его, это означало, что она встречалась с кем-то из своих прихожан. Я подождала немного, стоя на кухне и смотря, как тени в саду становятся длиннее. Я видела огромные фигуры мусорных контейнеров, а длинные пальцы вырванной ежевики свисали оттуда, будто пытались выползти. Эта мысль заставила меня поежиться. Я снова посмотрела на часы, висящие на стене, которые тикали с раздражающей регулярностью.

В конце концов, я решила поехать в церковь в случае, если она была там.

Идти было недалеко, поэтому я решила не брать машину.

Это был своего рода район, где люди выгуливали собак, а дети катались на велосипедах и играли на дороге. Действительно маленький городок. Не сравнить с тем, где росла я.

Церковь находилась среди кучи довольно новых домов на пересечении одной из главных дорог. Она была большой, но глядя на внешний ее вид, я была поражена обыденным современным дизайном.

Не должно быть так важно, как именно выглядит место поклонения, но я думала, что правильная обстановка помогает, знаете?

Но как только я вошла внутрь, то была захвачена в другой мир запахом восковой полироли. Она не пахла так, как в доме у моей бабушки. Это вернуло воспоминания о домашней выпечке и её историях перед сном.

— Торри, что ты здесь делаешь?

Я услышала мамин голос с задних рядов.

— О, привет мам! Что ты делаешь па полу?

Она вздохнула.

— Обе женщины, которые должны были убирать здесь, отменили свой приход. Одна уехала, чтобы ухаживать за своей больной сестрой в Гейнсвилле, а у другой вросший ноготь, поэтому она не может ходить.

— Боже, мама. Ты управляешь этим местом, сидишь на всех этих ху…чёртовых комитетах, ты помогаешь родителям и детям, а ещё и убираешься в церкви? Ты должна попросить Бога о повышении.

— Не будь такой дерзкой и не богохульничай, — сказала она, но я также уловила улыбку в её голосе, — ты можешь помочь мне, знаешь.

Я закатила глаза.

— Хорошо. Но, знаешь, уборка идёт против моей религии.

Она засмеялась.

— Я заметила. Просто скажи себе, что это будет хорошо для твоей души.

— Без разницы. Что нужно делать?

Она указала мне на тряпки, на полироль и чертовски огромную кафедру для проповедника, которая должна сиять в честь Божьей Славы, или как-то так.

Гримасничая, я намазала полироль на тряпку и принялась к уборке.

— Итак, что же такого срочного случилось, что ты соизволила переступить порог нашей церкви? — спросила она довольным голосом.

— Это касается Джордана, — ответила я, сразу приступая к делу.

— Я так и знала, — сказала она тихо.

— Кто-то пробил шины на его грузовике прошлой ночью. И так, как этого было недостаточно, они разбрызгали краску по всей машине. И я вполне уверена, что те же самые люди пытались сбить его сегодня утром на машине. Ты видела, каким побитым он был. Он не рассказал бы мне об этом, но это очевидно, что его преследовали.

— Он сообщил об этом?

— Нет, и это беспокоит меня. Он отказался привлекать полицию. В смысле, я понимаю, почему он не хочет делать это, у него что-то вроде аллергии на парней в голубом, но если не сделать что-нибудь, я боюсь, что станет только хуже.

— Боюсь, ты права, — сказала она устало, — я проповедую о толерантности и прощении, пока не посинею: «При всём смирении, кротости и терпении, относитесь друг к другу с любовью», — но это, кажется, не сделало никакой погоды.

Она звучала подавленно, это не было похоже на мою маму.

— Я надеялась, что ты придумаешь что-то, — признала я.

— Милая, проблемы Джордана — это не твоя ответственность.

— Я знаю это, мама. Но это настоящий ужас, то, как люди здесь относятся к нему. Они написали слово «убийца» на его грузовике. Это правда?

Она сразу же покачала головой.

— Только не в глазах закона.

— Но в твоих глазах?

Она вздохнула и посмотрела вниз.

— Джордан ответственен за то, что потерял свою жизнь. Я не могу сказать большего. Я считаю, что он будет судим высшими силами, когда придёт время, так же, как и все мы.

Её ответ был частично удовлетворяющим.