— Старинное искусство. Говорят, его практиковали со времен первых шиноби… ну, то есть, ниндзя. Старые мастера верят, что фугу способна похитить душу человека и подчинить его тому, кто приготовил блюдо. Это если, конечно, отравить едока, но не до конца.
— Вот как… — задумчиво сказал Фараон.
— Ага. Поэтому мы приготовим фугу. И будем ее есть.
— Чего? — Фараон замахал руками. — Я вообще рыбу как-то не очень! А уж фугу особенно!
— А как же «фиш энд чипс»? — ехидно спросил я. — Все британцы любят «фиш энд чипс», мне рассказывали.
— Во-первых, не все! Во-вторых, я валлиец! А в-третьих, там точно нет фугу. Я сто раз ел «фиш энд чипс» и не боялся, что меня потом увезут на скорой!
— И сейчас не увезут, — успокоил я его. — Если уж отравишься, то скорая никак тебе не поможет.
— Ну спасибо, — вздохнул валлиец.
— Но мы будем… — тут я вдруг подумал, что у стен могут быть уши. В прямом смысле слова. Поэтому я наклонился к самому уху Фараона и прошептал:
— Будем есть абсолютно нормальную рыбу, я это гарантирую. А потом пойдем спать. А еще одну тарелочку аппетитной фугу оставим на столе.
Мой собеседник схватывал все на лету.
— Ага, — сказал он шепотом. — Ладно. А где мы ее…
— А вот за этим, — сказал я уже в полный голос, вставая со стула, — я сейчас и отправлюсь. Можешь быть уверен, места я знаю.
За порогом было лето, жара и относительно тихий по меркам Токио переулок. То, что это Токио, я узнал сразу — не одну сотню километров намотал по этим улицам, переполненным бурлящей толпой, где строгие однотонные костюмы сарарименов, спешащих перекусить в обеденный перерыв, щедро разбавлены самыми безумными нарядами и цветами, от которых голова идет кругом.
Я замер на пороге, потому что в голову вдруг пришла простая, но пугающая мысль. Я повернулся к маячившему позади меня Фараону.
— Слушай, а назад-то вернуться проблем не будет?
— Да с чего бы? — искренне удивился тот. — Ты, главное, до полуночи возвращайся, а дальше все просто: постучишь в дверь вот так, — тут Фараон костяшками пальцев изобразил на барной стойке немудреный стук типа «дай-дай-закурить», — и я тебе открою.
— Ладно, — вздохнул я, потом отвернулся и решительно шагнул вперед. За спиной со стуком захлопнулась дверь. Я огляделся по сторонам. Кривая, мощеная светлой брусчаткой улочка загибалась куда-то вверх, и была такой узкой, что на машине здесь вряд ли можно было проехать. Не улочка, так, переулочек. Мой взгляд зацепился за фонарик-вывеску небольшого ресторанчика, стоящий прямо на брусчатке около фонарного столба. Вывеска показалась знакомой. Стоп-стоп… точно! Именно в этом заведении лет семь назад, когда я жил в Токио, мы кутили со знакомыми студентами из Бельгии. Неплохо посидели, очень неплохо. Бельгийцы, как я ни пытался их отговорить от этого безрассудного шага, налегали на саке. Очень уж захотелось ребятам отведать экзотики. И совершенно зря, кстати. Подогретое саке невысокого качества – штука для непривычного человека очень коварная, да и привычные от него косеют только так. Так что пришлось мне потом вызывать такси, а поскольку пробраться по кривому переулочку водитель не смог — то я, как самый трезвый, таскал ужравшихся в сопли студентов и складывал на заднем сиденье. Пришлось сунуть таксисту еще пару бумажек за хлопоты, хоть такое в Японии и не принято. Но уж больно парень переживал за чистоту сиденья, и я его понимаю. Сам я вернулся в ресторанчик и с удовольствием продолжил пить вместе с единственной «выжившей». По-моему, мадемуазель звали Бриджит… или как-то еще.
Помотав головой, чтобы избавиться от воспоминаний, я довольно хмыкнул. Знакомый ресторанчик — это значит, квартал Кагурадзака, а Кагурадзака — это значит, то, что нужно. Здесь, в переулках неподалеку от главной улицы, тьма-тьмущая таких вот кафе, ресторанчиков и лавок, в которых продают… проще сказать, чего тут не продают. Но мне нужна была одна, совершенно определенная лавка. Прикинув в уме, я прогулочным шагом двинулся по переулочку. Пересек более-менее широкую улицу Васеда-дори и снова попал в мешанину переулков.
Нужную дверь я отыскал сразу же, в стене между вывеской трактира Идзакая и каким-то магазином товаров для дома. Напротив, кстати, красовалась вывеска «Якитория Фуми-тян». Кто-такая Фуми-тян, я понятия не имел, да это было, в общем-то и неважно. Я толкнул выкрашенную в неброский коричневый цвет дверь и вошел внутрь.
В лавке все было точно так же, как и семь лет назад. Даже лампочка у входа по-прежнему мигала, мельтеша тенями. Я прислушался. А, вот, чьи-то шаги.
Хозяин лавки был тощ, лыс, как колено и немолод. На носу он таскал круглые очки в металлической оправе, был одет в джинсы и темный свитер, из-под которого виднелся потрепанный воротник клетчатой рубашки. Ну ты погляди, а? Есть вещи, которые никогда не меняются.
— Приветствую! — подслеповато сощурившись, взмахнул руками хозяин. — Как я могу вам помочь?