Приговоренные ко тьме

– Мессер Теофилакт, только прошу вас, не надо сейчас меркантильных разговоров. Лев благочестивый христианин, и нашими интригами мы только испугаем и огорчим его, – проговорил Сергий, – предлагаю вам направить ваши усилия на обеспечение поддержки пресвитеру Льву в вашем Сенате, я же со своей стороны разобьюсь в лепешку, но добуду большинство среди нашей братии. Прекрасная Теодора, вы воистину премудры!

– Представляю себе выяснение отношений между Христофором и Адальбертом, когда выяснится, что последний зазря ухлопал кучу своего золота, – усмехнулся Альберих, но суеверного Сергия от этого скоропалительного прогноза вновь передернуло:

– Что на вас нашло в последнее время? Рано, рано, мессер Альберих, вы делите шкуру неубитого медведя. Впереди у нас тяжелая работа, упорная схватка, и исход ее далеко неочевиден!

Всю следующую неделю Рим бился в лихорадке. На улицах, на городских площадях и рынках, даже чуть ли не во время службы не утихали среди горожан споры о будущем наследнике престола Святого Петра. Всю неделю шло противостояние золота Адальберта против добродетелей Льва из Ардеи. Немаловажным преимуществом последнего стала полученная им известность среди прихожан знаменитой римской базилики Санта-Марии Маджоре, где молодому священнику одно время довелось служить. Сам Лев был немало смущен своим выдвижением в претенденты на папский престол, причем настолько, что даже попросил своих братьев на время освободить его от ведения службы.

Активно и изобретательно действовал Теофилакт среди своих коллег по Сенату, агитируя за молодого пресвитера. К каждому сенатору был применен индивидуальный подход, и, в зависимости от личных качеств и претензий агитируемого, Теофилакт использовал в своем арсенале все – от подкупа до прямой физической угрозы. Сергий действовал в более дипломатичной манере, впрочем, Теодора оказалась права – формозианцы с радостью готовы были отдать свои голоса за Льва, как в силу достоинств последнего, так и в пику своим тосканским соперникам, так что здесь значительных материальных затрат даже и не потребовалось.

Шли дни, и Адальберт Тосканский со своим кардиналом Христофором по ряду наблюдаемых ими признаков почувствовали, как вполне осязаемая победа вдруг начала ускользать из рук. Перечень ответных мер был неширок – ничего более не оставалось тосканскому графу, как поступить в духе и в стиле практически любого игрока, начинающего проигрывать в азартные игры. Адальберт резко взвинтил ставки, начав сулить поистине золотые горы за голоса в пользу Христофора. Чаши весов, на которых лежала судьба папского престола, вновь заколебались.

Накануне дня голосования весьма кстати в Рим подоспело совместное послание от архиепископа Равенны Кайлона и гостившего у него архиепископа Бенедикта Амбренского⁵⁴, уважаемого далеко за пределами Прованса. Достойные пасторы в своем письме выражали горячую поддержку пресвитеру Льву и заверяли римлян, что тот будет способен поднять пошатнувшийся за последнее время авторитет Святой Церкви.

24 июля 903 года, выглядывая из-за занавесок своих носилок, граф Адальберт и его жена Берта, зеленея от злости, могли наблюдать, как в ожесточенном споре и с минимальным отставанием их кандидат проигрывает борьбу за вожделенную папскую тиару, превращая все значительные траты своих хозяев в пыль, в ничто. Решающим стало преобладание среди клира сторонников покойного Формоза – всякий раз, поднимаясь со своих мест, они напоминали римлянам о преступлении над Верой, совершенном с их молчаливого согласия шесть лет назад. Возражать против этого аргумента сторонникам Христофора было попросту нечем, в течение спора те не придумали ничего лучшего, чем с раздражением начать отвечать личными оскорблениями против обличителей своей креатуры. Все это достигало прямо противоположного эффекта, в невыгодном свете выставляя сторонников Христофора в глазах плебса. Не спасло Христофора и голосование Сената, здесь голоса разделились поровну, но Теофилакт хорошо запомнил тех, кто, несмотря на всего его усилия, пошел против него и поддержал тосканского протеже. Концовка голосования прошла уже под непрекращающимися громогласными проклятиями Христофора и его сторонников, которые грозили Риму и его церкви всеми мыслимыми и немыслимыми несчастьями. Все это со стороны больше напоминало брань рыночных торговцев, уличенных в продаже испортившегося товара.

Наконец под ликующие крики толпы перед глазами тысяч римлян, собравшихся на площади перед базиликой святого Петра, предстал весь покрасневший от смущения пресвитер Лев – молодой человек двадцати пяти лет от роду, наружность которого без сомнения выдавала в нем человека мягкого, уравновешенного и неиспорченного. Срывающимся от волнения голосом он благословил притихшую толпу, а единичным выкрикам своих противников кротко ответил библейской цитатой «Знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет»⁵⁵, и вознес благодарственную молитву. Сто восемнадцатый преемник Святого Петра был избран!