Приговоренный

— Да, но есть еще нюансик. Должок Воронцоффа может больно резануть того самого хорошего мальчика, о котором мы вчера говорили. Как именно — это я тебе даже на плахе не скажу, и так уже наболтал много. Мальчик вообще должен быть ни при чем. Для этого нужно было, чтоб все оказалось записано на дурака, то есть на Иванцова. Нет дурака, нет и проблемы…

— Ну да, а теперь, поскольку бумажки на Иванцова попали в руки Цезаря, проблем стало больше.

— Не то слово… Цезарь — это ведь пешечка, за ним ой сколько фигур крупнее! Там ухватятся!

— Да-а… Резонанс получится серьезный! Ты кого-то из действующих ставил в известность?

— Конечно, там обещали во всем помочь. У них тоже не во всем ажур, они нам услуг немало оказали. Взяли на себя посредничество с теми, кого представляет Цезарь. Я думаю, смогут договориться. Но расходы будут большие. Выторговывать компромат такого уровня — копейками не отделаешься. И иконку, само собой, придется забыть.

— От меня что требуется? — по-деловому спросил

Михалыч.

— Обрубить Клыка и Авдееву. Я бы на месте Цезаря и его хозяев таких свидетелей приберег. Но в нынешнем торге они совсем лишние. Но учти, сделать это-надо не сразу. Только после того, как выкупим подлинники документов, ведущих от Иванцова в нашу сторону. По докладной предстоящего покойника можно будет четко определить, что и как. А вот супруга Иванцова должна пораньше уйти. Как можно скорее…

— Как всегда, небольшие услуги… — усмехнулся Михалыч, ничуть не скрывая сарказма.

Старики распрощались, даже расцеловались. Максимыч, залезая в черную «Волгу», вздохнул:

— Хорошо, когда есть на кого опереться в трудную минуту. Скоро уж не останется таких людей. Спасибо, Михалыч!

— Да что уж там, рано еще благодарить…

«Волга» выехала за ворота, покатила по закрытому поселку, вынеслась за внешнюю ограду мимо отдавшего честь постового.

В это время Михалыч уже входил в дальнюю комнатку своей скромной, но просторной дачки, где его дожидался Цезарь.

— Хорошо посидели? — спросил он у Михалыча.

— Нормально, — вздохнул тот. — Все слышал?

— Естественно. Клевый микрофончик у тебя в креслице стоит! Прямо как рядышком с вамп побыл. Казенный небось заиграл?

— Тебе не все равно?

— Если по делу, то до фени. И что теперь светит старичку?

— Ничего особенного. До дому живой доедет. А к ночи сердце схватит. Пожилой человек, что сделаешь…

— Однако… — подивился Цезарь. — Как же это так бывает?

— А не интересуйся, сынок. Зачем такими подробностями голову забивать? Ну, допустим, пока мы с ним у бассейна загорали, один парнишка ему одежду немного попрыскал аэрозолем, вроде к ж от тараканов, но чуточку покрепче и без запаха. Зачем тебе такую пакость в уме держать?

— Да так, из любви к искусству… А то ты и меня, того гляди, куда-нибудь спровадишь.

— Не беспокойся. С тобой у нас вроде бы все обговорено. С Резником тоже как-то все обштопали. Максимычу, вишь ты, действующие люди помочь обещались, но с нами-то, думаю, тоже столкуются.

Цезарь затянулся «Кентом» и спросил:

— А не жалко тебе его?

— Жалко — у пчелки. Если б ты не ко мне пришел, а к нему, он бы тоже не постеснялся. Он в 1956 году на своего родного начальника, который его в люди вывел и на хороший пост подсадил, докладную написал. Мол, так и так, участник репрессий времен культа личности, тайный последыш английского шпиона Берии. Время, конечно, было другое, исключать и сажать сразу, как в 1937-м, не стали. Руководство этого начальника вызвало, попросило объяснительную по — этапам, а мужик не выдержал, разнервничался и бабахнул себя из личного оружия. Вот Максимыч и сел на его место…

— Паскуды там у вас работали, — сказал Цезарь безапелляционно.

— Может быть, — согласился Михалыч, — только не паскудней нашего получились. Мы хоть красивыми баснями прикрывались, стыдобушку берегли, а вы внаглую…

— Это не мы такие, это жизнь такая, — кивнул Цезарь. — Теперь надо о другом думать. Начальство мне поручило вывезти Клыка и его девушку за рубеж. Вместе с компроматом. Поможешь?

— Что они у вас там делать будут?