Приговоренный к власти

— Лешка, — Охлопьев приостановился в дверях. — И у тебя на совести трупы, и у меня. Не о том сейчас речь. Я тебе наш союз, помнишь, еще когда предложил?

— Помню. Дважды. В армии, когда я Топоркова спас, и в девяносто первом, когда ты меня арестовал. А насчет трупов — я убивал в Афганистане по приказу и…

— Потом разберемся, — оборвал его Охлопьев. — Учти, что лично я в третий раз тебе предлагаю то же, что и раньше. И уже в последний.

Под этот разговор в спокойном тоне они прошли темным и сводчатым коридором подвала, поднялись по лестнице, сразу оказались в небольшой прихожей, залитой разноцветным веселеньким светом — солнце пробивалось через радужные стекла в окне — не витраж, но какое-то подобие оного.

Потом снова поднялись по лестнице наверх, уже на второй этаж. Охлопьев постучал в высокие дубовые двери, кажется, ему ответили, он приоткрыл эти двери и кивнул.

— Иди.

Лешка ступил в комнату, и оказалось, что это не комната, а настоящий зал для шикарных приемов — с камином, роялем, широченными окнами, сквозь которые были видны луга и река. Посреди зала стоял круглый большой стол (в пинг-понг на нем можно было играть при желании), а в дальнем уютном углу, под острыми листьями двух декоративных пальм стоял маленький столик. С дивана из-под пальмы навстречу Лешке поднялась женщина.

По мгновенной Лешкиной прикидке, ей должно было на сегодняшний день перевалить за сорок. Но она стала еще интересней. Все ее спортивное тело, изгибающееся под тугим белым платьем, было налито жесткой тренированной силой. Холеное лицо поблескивало от косметики. Несколько шагов навстречу Лешке она сделала легко, словно гимнастка.

— Узнал меня, Алексей?

— А как же! — улыбнулся Лешка. — Вы мне как начали еще в Афганистане в страшных снах сниться, так и потом раз в год появлялись в кошмарах, Наталья Васильевна… Диянова теперь, кажется?

— Нет, мой друг. Теперь уже Топоркова.

— А где же мой бывший замполит Диянов, наш футбольный тренер?

— У нас с ним остались деловые отношения. Он представляет нашу фирму за рубежом. Садись. Что тебе Диянов? Про него говорить не будем. Так я тебе снилась?

В ее глазах неожиданно мелькнул чисто женский интерес.

— Снились. И без снов вспоминались. Особенно когда в Афгане в нас с Журавлевым пару раз стреляли. Не выполнили вы нашей договоренности, Наталья Васильевна. Мы с Журавлевым молчали, а вы нас все-таки пристрелить хотели.

— Нет. Это не моя работа. Выпить хочешь?

— Подожду.

Лешка сел в мягкое кресло, но она, несмотря на его отказ, поставила на столик два бокала и бутылку вина.

— Ты повзрослел и, если мужчине можно говорить комплименты, похорошел. К сорока годам такие люди, твоего типа, становятся просто красавцами.

— Ага, — согласился Лешка. — Закончите свою мысль — если доживают до сорока. Кстати, а куда делась жена Топоркова? Мария, по-моему… Федоровна?

— Правильно. Память у тебя хорошая, хотя и давала за эти годы сбои. Мария попросту не перенесла характера мужа и после замужества дочери развелась с ним. Не знаю, где она, не интересовалась. Оставим это. Разлей, пожалуйста.

Лешка не стал ломаться, налил по две трети в оба бокала.

— Вот и хорошо, — холодно улыбнулась она. — Мы возвращаемся с тобой точно в ту же ситуацию, на которой прервались. Сколько лет назад это было?

— В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Лето. Калининград.

— Правильно. Прошло ровно семь лет. И вопрос перед тобой стоит точно такой же! Будто и семи лет не прошло, и мы сидим с тобой в машине на улице Артиллерийской! — Она легко засмеялась. — Все то же! И тот же выбор перед тобой. Будь здоров.

Лешка попробовал вино, вкуса не ощутил, сказал спокойно:

— Тогда у меня было три выхода. Быть в компании с вами вместо Мосла, подохнуть или замолчать. Сегодня?..

— Сегодня только два. С нами или в могилу.

— Пусть так. Но, чтобы решить, нужно бы прояснить дело, Наталья Васильевна, — слишком много неясного для меня. А потом, мы уже на других позициях. И за вами стоят, как я понимаю, могучие структуры, да и я…

— Почти член Госдумы! Правильно. Годы для нас с тобой прошли не зря, отдадим этому должное. Но неужели ты не можешь понять, что произошло? Это же так просто! Ты меня разочаровываешь.

— Извините…

— А ты попытайся-ка воссоздать, как в кино, движение этих семи лет. Я тебя, где надо, поправлю.

За ее плечом вдруг зазвонил телефон, она перегнулась и сняла трубку. Лешка заметил, что аппарата два — один, следовательно, был внутренний, домашней связи.

— Да? — спросила она спокойно. — Все в порядке. Нет, мы разберемся. Поезжай на работу, дорогой мой. Целую.

Она положила трубку и взглянула на Лешку.

— Кстати, Алексей, не ломай голову над тем, как выпрыгнуть в окно. Стекла бронированные. По голове лупить меня тоже не рекомендую — у каждой двери охрана.

— Хорошо, что предупредили, — косо усмехнулся Лешка. — Я над этим как раз и размышлял.

— Направь свою мысль в другую сторону. Итак, как же ты, по-твоему, жил эти годы?