Приговорённые к совершенству

Поэтому, погружённая в свои, очень невесёлые мысли, Ольга поначалу совсем не заметила окутавшего «джип» тумана. Привела её в себя и заставила обратить внимание на окружающее только громкая, испуганная брань озадаченных похитителей. Это лишнее напоминание о её неволе, скребнув по сердцу, всё же развеяло дурные предчувствия — и Ольга увидела белую муть за окнами. Успела немножечко удивиться (туман среди бела дня?), но сразу же перед её глазами замерцали розоватые вспышки — заструились, рассеялись и Ольга зрительно переместилась в иной, но будто бы почему-то (не по сновидениям ли?) знакомый мир: низко, почти у горизонта, маленькое, очень яркое — с зеленоватым отливом — солнце. По поросшей невысокими, похожими на кактусы растениями равнине длинные сизые тени от красноватых скал. А между растениями — существа — смахивающие одновременно и на муравьёв и на кузнечиков. Если бы не их размеры — примерно с лисицу или некрупную овцу — Ольга приняла бы их за насекомых. Которые по-насекомьи беспокойно суетились, но совсем не по-насекомьи, а скорее по-человечески то и дело поднимали к небу верхнюю, увенчанную то ли щупальцами, то ли усиками, половину тела. Ольга тоже невольно посмотрела в зенит этого странного фиолетово-изумрудного неба и увидела страшное: огромную, нестерпимо белую, пульсирующую звезду — то распухающую почти до размеров местного солнца, то стягивающуюся в пронзительную голубую точку. И вдруг взорвавшуюся. Хлынувшую синим пламенем на скалы, равнину, кустики и на симпатичных насекомоподобных тварей. Пламенем, в миг превратившим деятельных живых существ в неподвижные чёрные трупики. От обрушившегося сверху убийственного голубовато-белого света Ольга зажмурилась, а когда открыла глаза — вселенский кошмар исчез. Исчезла и грязная муть за окнами «джипа» — бескрайнюю степь освещало ласковое земное солнце. До потрясённой свидетельницы космической катастрофы страх её похитителей дошёл не сразу.

— Ё. т. м., Копчёный! Глянь-ка! Это же тот сучий БТР!

— Сам вижу! А тут, Воробей, рядышком, то, что от «джипа» Груздя осталось! Ни х… себе! Чёрный, а ты что думаешь?!

— В жопе мы, Копчёный, глубоко в жопе — вот что я думаю. С позавчерашнего дня. Когда Груздь за…ярил по этому вот самому патрульному БТР. А у тебя встал на «козлика». Два куска, два куска — голыми руками возьмём! Взяли?!

— Чёрный, кончай! Это Воробей с Бубликом как фраера купились.

— Да я не про то, Копчёный. Я это к тому, что к Седому нам возвращаться нельзя. Или сдаст Батьке, или — ещё вернее! — кончит сам.

— Чёрный, ты мне про то ещё утром пел. Там — у Колодца. Сваливаем, сваливаем — вот и свалили! Ты лучше скажи, что нам по-твоему делать сейчас? А что в жопе — без тебя вижу!

— Сейчас, Копчёный, нам надо до вечера затаиться где-нибудь в балочке. И сидеть не высовываясь, как мыши… И, знаешь, — Чёрному в голову пришла неожиданная мысль, — этот грёбаный туман нам на пользу! Где мы сейчас? До Колодца-то отсюда километров триста! Или четыреста! Мигом перенеслись — и без следа! Тот долбаный десантник, который следил за нами, даже если подмогу вызовет, х… найдёт! А ночью — на север. Не доезжая Калача, заправимся и — к Волге.

— Патруль! — вдруг закричал Воробей. И сразу же слева и справа от «джипа» ударили две пулемётные очереди. Копчёному, чтобы оценить ситуацию, понадобилось секунд десять, пятнадцать:

— Чёрный, к пулемёту! Воробей, по газам! Они что, на БМП?

— Да нет. На «джипе», кажись, без верха. Или на армейском чём-то. Уйдём! — ответил Воробей, выруливая на дорогу и набирая скорость.

Однако преследователи не отставали. Стрелка спидометра подошла к ста семидесяти, мотор работал почти на полную мощность, Воробей уже с трудом справлялся с управлением, а пылевое облако следовало сзади будто привязанное. Примерно — в километре. Не приближаясь. Но и не отставая. Аккуратно держа дистанцию. Беся своим постоянством. Минут через двадцать этой безумной гонки Копчёный не выдержал:

— Воробей, тормози. Бублик, дай мне «Стингер» — я его сейчас сделаю!

— Или он нас, — меланхолически уточнил Чернышёв.

С позавчерашнего вечера, с бесславного боя с патрулём, бывший милиционер чувствовал себя очень неважно. Три года неразберихи, три года безвластия, похоже, заканчивались. Даже — с приходом Иннокентия Глебовича — здесь, в Степи. Место произвола начинал занимать закон. А вот он, Санька Чернышёв, не сумевший вовремя порвать с бандой Копчёного, оказывался по ту его сторону — вне закона. И делая отчаянные попытки отойти от своих сообщников, чувствовал: зря. Ничего не получится: связался с урками — быть ему с ними до конца.

Пока Воробей тормозил, пока Копчёный выбирался наружу и подготавливал «Вампир» к стрельбе, преследователи успели резко развернуться и частично скрыться в ложбинке. Самонаведение должным образом не сработало — ракета, разминувшись с патрульным автомобилем, взорвалась далеко в степи. И сразу за неудачным выстрелом прогрохотали в ответ две короткие пулемётные очереди.