Структурная схема 4 тд, нарисованная ее командиром генералом Потатурчевым в немецком плену
Этот доклад был сразу же испещрен предложениями арестовать Коробкова, что и было вскорости сделано. Генерала вызвали в штаб Западного фронта и сразу же взяли под стражу. Маленков написал в своей резолюции: «Арестовать после замены Коробкова Рокоссовским». Однако дожидаться замены не стали, рекомендованное Маленковым назначение состоялось только 11 июля. С Юго-Западного фронта действительно был вызван командир 9-го мехкорпуса К. К. Рокоссовский. В этот период как раз начинался процесс расформирования мехкорпусов и преобразование их в армейские управления. Впрочем, к моменту приезда Рокоссовского обстановка изменилась, и командующим 4-й армии он так и не стал. Обязанности командующего довольно долго исполнял начальник штаба 4-й армии Л. М. Сандалов.
Что интересно, в ходе следствия фамилия Сандалов звучала неоднократно. Бывший комфронта Павлов на допросе называл его в одном ряду с Коробковым. Причем контекст был самый что ни на есть негативный: «Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова…» Можно было бы предположить, что бывший комфронта оговаривал уже арестованных командиров. Однако уже на первом допросе 7 июля Павлов прямо сказал: «Потеря управления штабом 4-й армии Коробковым и Сандаловым своими частями способствовала быстрому продвижению противника в бобруйском направлении». В этот день Коробков еще не был арестован, решение об аресте последовало днем позже. Тем не менее Сандалов не был даже отстранен от командования или сослан во внутренний округ. Более того, он последовательно занимал должность начальника штаба ряда армий на ключевом московском направлении, прошел всю войну. Также Павлов упомянул о невыполнении его приказа командующим 10-й армии Голубевым. Но для последнего эта фраза экс-комфронта также осталась без каких-либо последствий.
Существует версия, что аресты генералов производились по разнарядке. То есть якобы было решено расстрелять комфронта, одного командующего армией, одного-двух командиров корпусов и двух-трех комдивов. Согласно этой версии Коробков был единственным командующим армией Западного фронта, оставшимся вне «котла». В начале июля Голубев и Кузнецов еще выходили из окружения. Нельзя отрицать определенную убедительность этой версии. Однако есть несколько фактов, противоречащих ей. Ничто не мешало дождаться возвращения двух оставшихся командармов. Большой спешки с второстепенными фигурантами не было. Комкора Оборина осудили только в середине августа 1941 г. Имелись также прецеденты заочного осуждения. Более того, командарма Качалова осудили заочно как перешедшего к немцам, а в действительности же он погиб в бою. Судьба генерала выяснилась только после войны.
История с Сандаловым также противоречит версии «разнарядки». Если уж арестовывать по разнарядке, то командующего вместе с его начальником штаба. Павлова арестовали вместе с Климовских, что мешало арестовать по той же разнарядке Коробкова вместе с Сандаловым? Более убедительной представляется версия о том, что арестовали тех, на кого был «компромат» той или иной степени весомости. История с оставлением Гродно и взрывом складов там не получила развития в докладах наверх. Хотя в одном из приказов верховного командования преждевременный подрыв гродненских складов упоминается. Кроме того, оставление города в непосредственной близости от противника неравноценно взрыву склада в Пинске, в стороне от направления главного удара противника. Поэтому командарм-3 В. И. Кузнецов получил возможность закончить войну в Берлине.
Интересно отметить, что обвинение в заговоре в конечном счете было снято. В окончательной версии обвинения было написано, что арестованные генералы «проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками». На следствии версия заговора присутствовала, но она не получила развития. Это также противоречит версии об арестах по разнарядке. Если уж арестовывали по разнарядке, то и осуждать должны были по разнарядке, используя стандартные формулировки 1937 г.
В сущности, генерал Павлов стал мальчиком для битья. С одной стороны, высшему руководству страны требовалось публичное наказание виновных (или хотя бы «виновных») за казавшийся первым и единственным провал. С другой стороны, был нужен прецедент наказания за военную неудачу, который мог всю войну висеть дамокловым мечом над всем генералитетом.