Приятель

Она было засмеялась, как всегда, когда я говорю слишком пафосно, но потом поняла, что я не шучу, и прикусила губу. Настроение у меня тогда было паршивое, и не только из-за Цыпы. Я начинал понимать, что этот петух лишь выступает выразителем того, насколько лишним я становлюсь порой в этой своей новой жизни.

– Ну, ты же сам понимаешь, – сказала Пэм, – что он ведет себя так не нарочно.

Не нарочно?

Пэм стала объяснять, что Цыпа никогда в жизни не встречал других петухов, не жил в стае, даже своих братьев и сестер не видел – с того самого дня, когда вылупился из яйца и стал объектом научного исследования в начальной школе им. Никсона. Насколько Цыпа был способен мыслить, он считал себя одной из собак, с которыми любил гулять во дворе, или одной из девочек, которых все время отыскивал, заглядывая во все окна и двери. Он знал одно: все это пространство – двор, новый дом – его нынешняя территория. А инстинкт побуждал его защищать территорию во что бы то ни стало. Вот такой он был и вот так он поступал. Он никого не хотел обидеть, не хотел никем помыкать – он просто не умел вести себя иначе.

– Верно, – признала Пэм, – он смотрит на тебя как на соперника. Он пытается подчинить тебя, потому что не может или не хочет тебе доверять – пока. – Помолчала и закончила: – От тебя зависит, насколько улучшатся ваши отношения: он ведь цыпленок, а ты человек.

Так что мне нужно не жаловаться, а взять дело в свои руки, если я хочу, чтобы мне жилось лучше.

Шел декабрь. В новом доме я жил уже больше полугода. Но птица по-прежнему жаждала моей смерти, а я по-прежнему представления не имел, какие продукты лежат в кухонном шкафчике. Время от времени я видел, как кто-нибудь из девочек открывает в нем ящик и достает оттуда чипсы или крендельки – а я и не знал, что они у нас есть. Холодильник был доверху набит всевозможными соусами, салатами и соками, и я физически не мог засунуть туда хоть бутылочку «Гаторейда»[61] или минеральной воды. Иными словами, всякий раз, когда мне хотелось сделать глоток воды, приходилось спускаться в подвал. По всему дому были расставлены лошадки, через которых девочки то и дело скакали, а я все время спотыкался. Моя расческа – если ее вообще удавалось отыскать – была вся в длинных светлых волосах, а зубная щетка нередко оказывалась мокрой без моего участия. А стоило мне зайти в ванную, кто-нибудь, словно по волшебству, тут же начинал туда стучаться. Телевизор, на который я выбросил бешеные деньги, они полностью захватили себе.

Последний пункт проиллюстрирую примером. «Ред Сокс» предстоит игра с «Янкиз», которую им во что бы то ни стало необходимо выиграть. От своего места на стадионе «Фенуэй-парк» я давно уже отказался, чтобы больше времени проводить дома. Когда же я хочу посмотреть хоть несколько моментов игры по телевизору, оказывается, что девочки смотрят «Все тип-топ, или Жизнь на борту» и никак не могут пропустить ни полсерии, хотя я уверен, что эту самую серию они уже видели три дня назад. Дети дружно пищат. Они прячут пульт. И они не намерены с этим шутить. Кончается тем, что я смотрю матч на маленьком экранчике, у себя в кабинете, а рядом лежит мой пес. Когда наступает решительный момент и в дело вступает Дастин Педройя[62], в двери просовывается головка Каролины и она пищит:

– Пойдем, Брайан. Мы ложимся спать. Расскажи нам что-нибудь.

Я начинаю колебаться.

– Ну, идем же, Брайан, некогда.

Я выхожу из кабинета и слышу, как неистовствуют зрители на стадионе, а комментатор Джерри Рими кричит о том, что лучшего удара он в жизни еще не видел.

– Брайан, ну серьезно, идем! Нам же ложиться пора.

Да, еще домашние дела. Боже, все эти бесконечные обязанности. Начинается все с утренней прогулки с собаками. Для меня это скучная обязанность, потому что я теперь лишен городского пейзажа. Два раза в день нужно выносить мусор. Надо поливать кусты, убирать всякий сор и мыть крыльцо и веранды. И что бы я ни делал, Пэм приходилось делать в три раза больше: стирка, ланчи в школу, завтраки и ужины дома, а еще надо покормить животных, рассортировать мусор… Да, помыть посуду. Эта новая жизнь – а возможно, вообще жизнь в пригороде – работа «на полную ставку».

И все равно везде был птичий помет, который жарился на солнцепеке или замерзал на холоде. А петух мог скрываться где угодно. Уолтер нервно сопел, сопровождая меня повсюду. Дети встречали меня с радостью – в иные дни, когда того хотели они сами, совсем не тогда, когда этого хотел я. Куда бы я ни пожелал отправиться, надо было всякий раз садиться за руль и ехать, вечно опаздывая. Уходя с работы или из спортзала после работы, вечно в спешке, потому что времени не было ни минуты, я смотрел в боковое зеркало, видел огни большого города и испытывал чувство одиночества оттого, что мне приходится уезжать отсюда. Да, я чувствовал себя одиноким по дороге домой, где обитало множество людей и животных. Возможно, это кажется бессмыслицей, но именно так я себя чувствовал. Такова моя новая жизнь.