Приятели

У него была седая борода и глаза, полные древности.

Бенэн остановился. Старец отверз уста:

Вы ль это, государь, кого зовут сюда —
Когда еще и Феб не тронул повода
Блистательных коней у врат своей державы —

— Это пахнет Брудье, — подумал Бенэн. — Но это не он. У власти грима есть свои границы.

Старец продолжал эмфатическим голосом:

… Лавр созревающий и обещанья славы?

При этих словах он широко повел рукой и вопросительно улыбнулся. Бенэн, казалось, его не слушал. Старец начал снова:

Вы ль это, государь…

Бенэн закричал:

— Я! Я! Можете не сомневаться!

Старец кашлянул. Он словно что-то припоминал; пробормотал несколько слов, потом уверенно:

Мой господин, любя любовью нежной вас.
Благоволил избрать мой недостойный глас.
Чтоб вас приветствовать всей полнотою духа.

— Черт побери! Это Брудье вас послал? Да или нет? Говорите ясно!

Старец только улыбнулся и продолжал:

Когда — так молвил он — Бенэн преклонит ухо
К игре случайностей, похитившей меня…

— Он не придет! Свинья! Скажите! Да скажите же! От ваших разглагольствований я вспотел до рубашки.

Старец закончил период:

Он в сердце укротит роптание огня.

— Он не придет! У, образина! Остолоп! Взяточник! Да ведь было решено, он обещал, поклялся! Отправьтесь к нему и скажите, что он мне гнусен, что я уподобляю его золотарю, корсиканскому фельдфебелю, маэстро Пуччини. Да, не забудьте ему сообщить, что я его безоговорочно уподобляю маэстро Пуччини. Прибавьте, что если, как я надеюсь, он скоро умрет, то я позабочусь о том, чтобы в гроб ему положили, дабы упорядочить и ускорить разложение, «Искусство Стиха» Огюста Доршена!

Старец все так же учтиво продолжал:

Я в главном городе Ниеврского округа.
Два дня тому назад я узнаю от друга:
Двоюродный мой дед опасно захворал.
Я знаю, у него припрятан капитал,
И допустить нельзя, чтоб протянул он ноги.
Не быв свидетелем моей живой тревоги.
Я тороплюсь, я мчусь, я прискакал в Невер.
Увы! Земных невзгод разительный пример!
Мой дедушка Проспер готовится воспрянуть.
От огорчения душа могла б увянуть.
Но наших замыслов ничто не сокрушит!
Нет! Легкая педаль еще нас вдаль умчит.
В Невере я томлюсь. Спеши же. Ты мне дорог.
Полуускоренный идет в четыре сорок.
Тебя на станции я в девять встречу сам.
Воздев цилиндр, платок и душу к небесам.

Старец склонился до земли. Его улыбка давала понять, что обращение закончено.

— Что это значит? — сказал Бенэн. — Вы явились от имени Брудье?

— Да.

— Почему не явился он сам?

— Но вы же знаете, что он в Невере.

— В Невере?

— Площадь Баранта…

— Площадь Баранта!

— Дом три…

— Кроме шуток! А дедушка Проспер?

— Ему лучше, благодарю вас, но он был очень болен.

— Вы надо мною издеваетесь.

— Нет.

Бенэн поворчал. Потом сказал:

— Если Брудье в Невере, как он мог прислать вас сюда, сегодня утром?

— Я чистильщик сапог; а также рассыльный. Но дело не в этом. Я телепат.

— Как?

— Телепат.

— Понимаю.

— Я воспринимаю и передаю мысль на расстоянии. Г. Брудье — один из моих абонентов.

— Скажите!

— Невер недалеко. Но сейчас дул восточный ветер, мешавший телепатическим волнам.

— Вот как!

— Моя миссия или, если вам угодно, мое поручение окончено.

— В таком случае… благодарю вас…

— Но мне хочется вам сказать, что вы совершенно превратно рисуете себе причины войны 1870 года.

— Я?

— Да, вы, как и все.

— Весьма возможно.

— Причина войны 1870 года — это я.

— Вот как?.. Я так и думал.

С этими словами Бенэн сделал строгое лицо, холодно поклонился, сел на велосипед, нажал на педаль и удалился.

Он посмотрел на часы: