Подвал, куда поместили Никиту, был классическим местом для бандитских пыток. Электрическая проводка там наличествовала, но лампочка из патрона была выкручена. Когда глаза Никиты попривыкли к темноте, он смог различить голые кирпичные стены с прибитыми в некоторых местах на крепления ржавыми цепями. Цепи свисали до самого пола — земляного, плотно утоптанного, который, должно быть, быстро и целиком впитывал кровь. В двух или трех местах Никита заметил присобаченные к стене кандалы, деталь, носившую, как он понял, вовсе не практическую, а скорее стилистическую нагрузку, так как эти насквозь проржавевшие кандалы не смогли бы удержать даже пятилетнего ребенка. Зато решетка окошка, выходившего не на волю, а в соседнее подвальное помещение, была самой настоящей, состоящей из четырех надежных арматурных прутов, накрепко вделанных в кирпич стены. Массивная металлическая дверь, из-под которой выбивался чахлый лучик света, была покрыта темными разводами… крови — как подумал сначала Никита. При ближайшем рассмотрении кровь оказалась олифой. Вообще создавалось такое впечатление, что над дизайном подвальной камеры поработал добросовестный, хотя и не вполне нормальный специалист.
Никита, устав сидеть на корточках, погулял по своей камере. Где-то там наверху или еще где решалась его судьба. Подумав об этом, он полез в карман за сигаретами и, нашарив пустое дно, вспомнил, что сигареты у него выгребли вместе с деньгами. Осталась только зажигалка — хорошая, бензиновая — «Зиппо». Удивительно, как это ее не взяли люди, обыскивавшие Никиту. Да еще фотография осталась — снимок, на котором был запечатлен Полуцутиков.
— Вот черт, — проговорил Никита, и голос его глухо отозвался в замкнутом темном пространстве и погас.
Убежать из подвала не представлялось возможным. Дверь крепкая, решетки прочные, а стены… Глупо было бы надеяться на то, что в стенах камеры окажутся дыры или лазы. Тем не менее Никита прошелся по периметру камеры, шаря руками по осыпающемуся кирпичу, — так прошелся, больше из любопытства, чем…
Но когда он перекинулся на стенку, противоположную двери, под руками его оказалась пустота.
Никита пожал плечами и проверил еще раз.
Лаз шириной в метр.
Первым его желанием было кинуться в дыру, но в самый последний момент он остановился.
Слишком уж провокационно все выглядело, особенно вкупе с кандалами на стенах и красной олифой на двери. Что там в лазу — скелет? Или, что еще хуже, капкан?
— По крайней мере попробовать стоит, — сказал себе Никита и полез в дыру.
Очень скоро руки его провалились в пустоту. Лаз представлял собой обычную дырку в кирпичной стене. Никита встал по ту сторону стены и огляделся. Собственно, ничего видно не было.
Была темнота. Мрак. Никита пошел вперед.
Никита все дальше погружался во мрак. Вонючая вода хлюпала у него под ногами, а над головой в темноте едва угадывались очертания вьющихся под потолком труб. Бензин в его зажигалке давно иссяк, и Никита шел теперь, вытянув перед собой руки, чтобы не наткнуться сослепу на стену.
Он уже часа два, если не больше, шел в темноте. Честно, он давно уже плюнул на свое желание бежать. В конце концов, не наверняка его собирались предавать смерти. А если и собирались… Уж лучше, чтобы его нашли в камере, а не в безвестном коридоре нескончаемого подвала. Очень долго Никита блуждал в подземной темноте, не имея ни малейшего понятия о том, где именно он находится.
«Ерунда какая-то, — с досадой думал Никита. — Называется, в двух соснах заблудился. Я всего лишь в подвале нахожусь. Главное, что я прекрасно помню, как меня вели сюда. Долго вели, но весь путь не занял тогда более десяти минут. А то и меньше. А теперь… Ни зги не видно, иду, иду — и впереди только темнота. Не может же быть так, что этот подвал бесконечный? Конечно, не может. Где-то должно быть окошко или что-то в этом роде. Какой-нибудь источник света. Какой-нибудь. Ой!»
Он ударился головой о невидимый раструб и остановился, тихонько подвывая от боли. Удар был так силен и неожидан, что Никита даже потерял нить своих рассуждений. Впрочем, новая мысль пришла ему в голову.
«Помнится, я точно так же ударился башкой перед самой дверью в мою камеру, — радостно подумал он, — ну, поднял голову, а передо мной табличка — железная массивная дверь. Где же здесь эта дверь? Я лучше бы в камере сидел».
Он пошарил руками в темноте, но ничего, кроме шершавых стен, покрытых какой-то теплой слизью, не обнаружил. Тогда Никита шагнул вперед и снова с размаху врезался лбом в железную преграду.
— Если б у меня зажигалка была, горела, — кривясь от боли, проговорил он, — а сейчас…
Он поднял руки и ощупал предмет, о который ушибся, — железная труба. Ржавая и сырая.
«Да они просто издеваются надо мною, — подумал вдруг Никита, — лаз в стене — это такая же бутафория, как и кандалы. Ты вылезаешь, думаешь, что сбежал, а на самом деле бродишь в каком-то лабиринте».
— Гады! — воскликнул Никита, имея в виду, конечно, Тампакса и Бурята. — Сволочи! Гниды! Выходите, ублюдки! Вот он я!