- Я назначаю вас Заместителем Мэра объединённого города. А так же обещаю вам пост Первого Министра Империи, если Саппоро выстоит, и будет развиваться дальше – Наконец ответил Драйко и встал.
- Все свободны, позаботьтесь об управление городом. Я иду в Академию, скоро вы получите новые технологии.
- Как прикажете Драйко-сама. Все свободны, нам необходимо найти две тысячи магов готовых работать на правительство, немедленно отправьте людей, что бы передать сообщение. – Обратился Зам… к Командиру сил самообороны.
Люди быстро засуетились и принялись за работу. Зам распределял задачи и назначал бывших чиновников на новые должности ещё долгое время после, такого как Ворон ушёл. И хотя он делал свою работу безукоризненно, его взгляд смотрел в пустоту, а в голове роилось множество мыслей.
Драйко стоял напротив Ядра, на вершине академии и задумчиво смотрел на него. Если он сейчас передаст Ядро Эбецу, это позволит Саппоро эволюционировать… И это изменит мир навсегда. Он прожил в этом несколько лет до Апокалипсиса наслаждаясь мирной жизнью. Всё это время он чувствовал небывалое спокойствие, которого не встречал в других мирах, здесь было слишком мирно, слишком спокойна и текуча была жизнь. Но был огромный минус… Эмоции людей, они были… фальшивы. Люди забыли, как громко смеяться, искренне улыбаться незнакомым и верить в мечту. Жители этого мира были серыми и невзрачными.
Они будто и не жили вовсе. Когда они смеялись они сами себя или принуждали или наоборот сдерживали. Людям, которым стыдно за свой смех или его отсутствие. Люди, которые скрывают свои таланты, что бы не выделяться, которые вечно следят за собой, что бы не сделать что-то не так и не отличаться от других. А если ты начнёшь громко и искренне смеяться, на тебя будут смотреть с презрением, потому что ты слишком шумный. Шумный… Подумаешь это всего лишь несколько мгновений лёгкого шума. Неужели из-за такого пустяка можно кого-то ненавидеть?! Придя к такому выводу Ворон, быстро достал ядро Эбецу и сунул его в огненный орёл окутывающий Ядро Саппоро.
- Если я хочу увидеть искренне улыбки и громкий смех. Если я хочу увидеть нормальных детей… Увидеть живых… Этот мир должен умереть и возродиться из пепла. На всё воля богов, но и мы низшие имеем право на свои желания!
Громко топнув ногой, так что по полу побежали трещинки, он вскочил на край академии и сильно наклонился, держа тело ровно, будто длинную палку. Ещё разок, топнув ногой в его руках появилась флейта, поднеся её к губам он набрав полные лёгкие воздуха заиграл мелодию. Музыка будто живая устремилась из флейты вниз к бренной земле. Петляя между улицами огромного города, она как голодный зверь вцеплялась в сердца выживших. Она ломала и корёжила бесконечную скорлупу, сковывающую сердца людей стремясь пробиться к теплу. С другой стороны города, откуда-то из Эбецу донеслась ещё одна мелодия. Скрипка. Дэайриш приступил к игре. Город со всех сторон наполнялся музыкой самых разнообразных инструментов, сливаясь в единую мелодию которая вонзалась в разум людей, заставляя их терять контроль.
«Танцуйте, пойте, смейтесь и плачьте! Вы живые и пока вы живы никто не может вам запретить делать то что делают живые!»
Когда раздались первые звуки мелодии, люди, идущие по улицам, сидящие в душных офисах или квартирах замерли на мгновение. Музыка была повсюду, но тихая и неуловимая. Повинуясь инстинкту толпы людей, вышли на улицу, неся малых детей на руках и поддерживая стариков под руку. Мелодия манила людей выйти за пределы серых стен и… Она стала громче, движение остановилось. Машины замерли по среди дорог, все стояли и смотрели вверх на серое небо затянутое облаками. К флейте примешалась скрипка, мелодия становилась всё громче, всё яростнее и сильнее.
Кто-то издал крик и упав на колени безудержно ронял слёзы на холодный асфальт, но никто не обратил на это внимание, вслед за первым десятки и сотни людей падали на землю и рыдали. И когда уже почти все люди были на земле…. Их слёзы прекратились, они неуверенно встали и дрожащей рукой, дотронулись до своей груди, слушая, чувствуя громкое биение своих сердец. Вся боль, горе печаль и ненависть, сдерживаемые долгие годы, наконец, прорвались, они не могли сопротивляться мелодии, они плакали и грустили и наконец, отпускали своё горе, что таилось на сердце. И отпустив всю боль столь долго хранимую на сердце они почувствовали себя живыми. Там и тут раздавался громкий звонкий смех.