Приятно тебя общать

— Особых причин пока и правда нет. Но сбрасывать её со счетов нельзя. У неё единственной есть прямой доступ в сад. А зачем она могла сорвать яблоко? Обиделась на мать, решила досадить. Жениху своему безденежному захотела помочь. Да мало ли, что девке в голову взбредёт?

Василиса накручивала на палец русую прядку, совсем как в молодости.

— Сомневаюсь, что это Варвара, — задумчиво протянула Премудрая. — Она не оставила бы следов. Сняла бы ленту, зная, что она поменяет цвет и привлечёт внимание.

— Хорошо, другой расклад, — мгновенно перестроился колдун. — Положим, она не воровала. Но женишок её вполне мог и украсть. Всеслав Николаевич, младший сын обнищавшего князя. В среду вечером они прогуливались вместе по саду. Он стащил яблочко, пока Ягунья не видела, а заметили пропажу только через день. В четверг девушки работали далеко от яблонь, могли и не подойти к ним ни разу. Старую ведьму этот княжич за версту обходит, унюхать сорванное яблоко Яга не могла бы. А Варвара, может, и почуяла, но ничего не сказала. Небось решила: ничего, не сильно обеднеем. А Слава яблоко продаст, будет на что свадьбу справить.

Глаза у Кощея разгорались, и Василиса почла за благо остудить его пыл:

— Если ты и дальше будешь придумывать подробности этой версии, точно в ней уверишься. А что-то мне подсказывает, у нас есть ещё подозреваемые.

— Конечно, есть. Месяц назад к Яге нанялся царевич Еремей.

— Никогда не слышала, — вздёрнула бровь Премудрая.

— Отец его, самопровозглашённый царь Василий, тот ещё хват. Весь в прадеда своего, воровского барона. Владений у Василия с гулькин нос, зато денег немерено: на рудниках сидит. Задружился с иностранными державами, посредником в их спорах выступает, за что немалую долю имеет. По матери у Еремея в роду были колдуны, и сильные притом. Папаша отпустил сыночка перебеситься, он по миру поездил, вернулся, пошёл к Яге табуны пасти, чтобы волшебного коня заработать. Но парень, сдаётся мне, лукавый да изворотливый — в батюшку, и способный — в маминых предков. Он мог навести чары, пробраться в сад незамеченным, свистнуть яблочко и уйти невозбранно.

— Зачем ему воровать? Не легче ли купить, с таким-то папенькой? А если он всё же украл, почему бы тогда сразу не сбежать? — спросила Настасья.

— Как зачем? Самолюбие своё потешить, ловкость проявить. Сбеги он сразу, всем бы ясно стало: Еремей и есть вор. Да и коня он так и не заработал.

— Допустим, — кивнула Премудрая. — Не очень убедительно, но если у него есть все возможности украсть, стоит взять Еремея Васильевича на заметку. Кто у нас ещё есть?

— Ибрагим ибн-Махмуд.

— Это что ещё за птица?

— Сын одного халифа. Вот у этого причины самые что ни на есть прозрачные. Отец его не в шутку занемог, отправил Ибрагима за лекарством. Сынок все страны исколесил, изрядно поистратился, потом напали на него лихие людишки, перебили почти всех охранников, самое ценное утащили. Уже в наших землях последний слуга украл фамильную саблю Ибрагима и сбежал среди ночи. Бедняга всё равно не бросил своего похода. Узнал о саде Яги, пришёл к ней четыре дня назад, предложил за яблоко последнюю ценность, которая при нём осталась: волшебный ковёр-самолёт. Ведьма над ним посмеялась и выставила: мол, мы благотворительностью не занимаемся и товар продаём только за деньги, а не меняем на всякую пыльную рванину.

— Вот это уже интересно, — протянула Василиса, сверкнув голубущими глазами. — И мотив серьёзный, и средство есть: насколько я поняла, с воздуха сад не защищён. На ковре-самолёте запросто можно подлететь, сорвать яблоко и скорее к папеньке.

— Мам, но об исцелении такого могучего халифа, как Махмуд, я сразу бы узнала по ябловидению.

— Может, Ибрагим ещё в пути. Посмотри-ка на блюдечке, доча, — попросил Бессмертный.

Девушка села за стол, налила в блюдечко воды, украдкой подменив надргызенное матерью яблоко на целое. Аккуратно подтолкнула его противусолонь и громко, отчётливо сказала:

— Покажи мне Ибрагима ибн-Махмуда, сына хворого халифа.

Вода в блюдце на миг покрылась рябью, потом помутнела, а потом показала пьяного в навоз смуглого парня в потрёпанном халате и тюрбане. Он лежал под каким-то плетнём, обнявшись со своим ковриком, и заплетающимся языком декламировал рубаи о пользе винопития.

Василиса брезгливо наморщила носик. Пьянство она ненавидела. Как знать, если бы не пристрастие ко хмельному одного Ивана-царевича, как бы сложилась её жизнь?

— Любящий сын халифа не стал бы тратить время, чтобы отметить удавшуюся кражу. Он помчался бы домой, чтобы спасти отца от неведомой знахарям болезни, — проговорила Настенька.

— Кто их знает, этих восточных людей, — заметил тощий колдун. — Они хитрее лисы и увёртливей ужа. Папа сказал добыть лекарство? Так я добуду. А везти обратно повременю: может, папенька благополучно помрёт, а я вернусь уже на пустой трон, поскорблю немного и стану править строго и справедливо. И потом, ковёр, кажется, был его последней ценностью. Откуда тогда деньги на вино?