Приятно тебя общать

— Что будет, если спилить? — допытывался мальчик.

— Будет красивый красный фонтан. И тридцать пар перчаток. И большая куча сырья для питательной смеси. Так, не забивай мне голову. Квадрат 10-А.

По пути к квадрату 10-А, генетик несколько раз останавливался, чтобы сделать инъекцию чахнущим рукам, проверить кору, выговорить ассистентам. «Квадрат 7-А, четыре дерева на 11 часов — сухая кожа, увлажнить! Чёрное дерево на 3 часа — капельницу с успокоительным, они опять дерутся. Квадрат 8-А, оно всё-таки загнулось. Игната с пилой сюда».

Витя думал, что теперь, наверно, не сможет без содрогания смотреть зимой на «перчаточные» деревья. На ветру потерянные детские перчатки слишком похожи на живые.

— А ноги тоже так выращивают?

— И ноги, и всё, что хочешь. Сердечное дерево похоже на яблоню, а лёгочное — на рябину. Только мозги не выращивают. Так, — ученый остановился, сверился с карточкой, бегло осмотрел дерево, довольно кивнул. — Выбирай. Пока пришьём то, что есть. Родители твои решили, что хотят тебе твою же руку. Поэтому в лаборатории у тебя сегодня возьмут кровь, сделаем дереву прививку, и через два месяца рука созреет.

Витя нашёл левую руку нужного размера. Показал генетику. Тот достал портняжную ленту, обстоятельно обмерил и Витину, и донорскую руку. Хмыкнул, вытащил из своего магазина шприц с голубоватым веществом и вколол выбранной руке в запястье.

— Это обезболивающее.

— А осенью все руки опадают?

— Ещё скажи, на юг улетают, — криво улыбнулся взрослый и вытащил из кармана ручную электрическую пилу.

Витя поспешно отвернулся. Послышалось сердитое, влажное, хрусткое жужжание — и через минуту бледный школьник держал под мышкой холодный контейнер с пересадочным материалом. Путь до больницы при Плантациях трансплантации, заплаканную маму и нахмуренного папу, прилетевших к нему с другого континента, равно как и саму операцию мальчик помнил весьма смутно. Слишком было страшно. Зато через два месяца, когда созрела его собственная рука, Витя уже не боялся. Ни Леса, ни рассеянного генетика.

— Здравствуйте. Я Витя Чернышёв, помните меня?

— Что я, всех должен помнить? — буркнул тот в усы. Он опять не мог отыскать свои очки. Они висели на нагрудном кармане замызганного халата.

— Где-то здесь растёт моя левая рука. Я за ней пришёл.

Мальчик протянул свою медицинскую карту, кашлянул и указал учёному на очки. Тот резко напялил их на нос и принялся раздражённо листать Витины бумаги.

— Квадрат 10-А.

Витя уже без страха пожимал протянутые руки. Здесь мало что изменилось. Разве что на месте того чахлого дерева с капельницей теперь стоял тонкий саженец, весь усеянный малюсенькими кулачками с перевязочками.

— А что будет с этой рукой, когда её отрежут? — спросил Витя.

Генетик оторвался от изучения ногтей жёлтой женской ручки.

— Галя, ну сколько раз повторять: грязи под ногтями не должно быть! А тут хоть морковку сажай! Что, зря я, что ли, плакат повесил: «Мойте руки перед поливкой»?

Прибежала красная Галя с маникюрным наборчиком.

— Правильно. И постриги. А то исцарапают друг друга из ревности, как такие пациентам пришивать?

Селекционер обернулся, увидел школьника, опять полез ворошить карточку мальчика. Две шаловливые непарные руки изобразили над знаменитой головой оленьи рога.

— Квадрат 10-А, — подсказал Витя. Они снова зашагали. — Так что будет с этой рукой, когда её отрежут?

— Что-что… Крокодилам отдадут. Да не смотри ты так, шучу я. Просто переработают на питательную смесь.

— Жалко. Она хорошая, хотя и не моя. Может, её кому-то ещё пришить?

— А ты захочешь чужой щёткой зубы чистить?

— Но она же не щётка. Она живая. Разве можно её так?

Генетик странно посмотрел на школьника поверх очков. Потом покачал головой и принялся придирчиво ощупывать и измерять собственно Витин трансплантат. Руки — те, что росли повыше, — мягко гладили учёного по седеющим вихрам.

Уже через полтора часа Витя выходил из больницы при Плантациях с перебинтованным запястьем. Снаружи ждал папа.

— Как настроение, боец?

Витя широко улыбнулся и пока ещё неловко оттопырил вверх большой палец.

— Смотри, что я тебе привёз. — Он протянул сыну солидные часы с широким ремешком.

— Какие красивые! Спасибо, пап.

— Да, тут подбежал ко мне какой-то неопрятный в халате, передал тебе пакет.

Витя недоумённо посмотрел на отца. Потом осторожно раскрыл пакет и увидел довольно странное комнатное растение: левую руку в глиняном горшке. Рука держала записку с коряво-размашистым: «Полстакана молока в день». Витя погладил вдруг ставшие чужими слабые пальцы — теперь они уже не слушались мальчика, но преданно откликнулись на ласку. Улыбнулся, прижал к груди драгоценный пакет:

— Пап, ты же у меня самый-самый смелый? Давай ты скажешь маме, что теперь моя старая рука будет жить у нас на подоконнике?

Всё разрешено!

— Простите, кто последний в очереди на убийство? — спросил я толпу людей в тесном учрежденческом коридорчике.

— А вы в жертвы записываться или?.. — откликнулся старичок в буром костюме и с бородавкой на скуле.

— Да нет, я хотел бы сам.

— Все бы сами хотели. За мной будете.