– Ленечка! – Лола бросилась в объятия Маркиза, и слезы хлынули у нее из глаз, как из неисправного водопровода. – Ленечка, какой же ты хороший! Ты самый лучший! У меня нет никого ближе тебя и Пу И! Я беру назад все свои слова!
– Ну, ну, – Леня гладил ее по спине, как маленькую девочку, – ну, не плачь, все уже позади! Или почти все… Ну, я тоже был не прав! Я вел себя очень грубо…
– Конечно! – Мгновенно перестав плакать, Лола отстранилась от него. – Зачем ты сказал, что я никудышная актриса?
– Ну, я погорячился, я сказал это в сердцах, не подумав…
– Ну, ладно бы – дурой обозвал, – продолжала Лола кипятиться, – тогда я поняла бы, что это в сердцах, чего не скажут друг другу люди, когда ругаются, но заявить, что я – никудышная актриса? Да как у тебя язык повернулся!
– Ну прости, прости, я был не прав!
– И на самом деле ты так не думаешь?
– Конечно, не думаю! Ты замечательная актриса! Как ты отлично сыграла горничную у Ангелова, и беременную богачку в ювелирном магазине, и бедную польскую девушку в Германии…
– И Виолу в «Двенадцатой ночи», и Офелию… – продолжила Лола.
– А ты сама! – оскорбленно воскликнул Маркиз. – Не ты ли обозвала меня мелким жуликом? Меня, самого выдающегося афериста стран СНГ!
– Я тоже была не права! – великодушно согласилась Лола. – Ты – самый лучший мошенник всех времен и народов, когда-нибудь юные мошенники будут учиться на твоих операциях! Ты умен и осторожен, кроме того, обладаешь недюжинными способностями к перевоплощению и буйной фантазией, что тоже очень важно в нашем деле! Кроме того, ты замечательный психолог, отлично знаешь человеческую природу!
– Ну хватит, хватит! – смущенно потупился Маркиз. – Это уж ты преувеличиваешь.
– Нисколько! – с жаром сказала Лола. – Все так и есть!
– Дорогая, я виноват перед тобой! – расшаркался в ответ Леня. – Прошу прощения за все те несправедливые слова, которые вырвались у меня в гневе. Я вовсе не считаю тебя дурой и упрямой ослицей!
«Ну-ну, – подумала Лола, – разумеется, считаешь. Я и сама знаю, что я упряма. И во всей этой истории я вела себя как непроходимая дура, но тебе об этом знать вовсе не обязательно».
Эта милая беседа была прервана двумя заинтересованными свидетелями.
С одной стороны вежливо кашлянул Гоша Птичкин, с другой – громко тявкнул Пу И.
– Я, конечно, понимаю, – проговорил Гоша, – вы соскучились, вам нужно поговорить, но…
«Я совершенно не понимаю, как можно забыть об умирающей с голоду собаке!» – тявкал в один голос с ним Пу И.
– Да, дорогая, – Маркиз повернулся к Гоше, – разреши представить тебе Георгия Птичкина, мужа Анфисы…
– Как, он все-таки жив? А автокатастрофа…
– Слухи о моей гибели оказались несколько преувеличенными, – Гоша скромно потупился.
Но Лола забыла о нем. Она подхватила Пу И, прижала его к груди и заквохтала, как курица-наседка:
– Пуишечка, дорогой мой, ты снова меня спас, ты мой маленький герой! Ты едва жив… – она повернулась к Лене и озабоченно спросила его: – У тебя есть ореховое печенье?
– Нет, орехового печенья у меня нет! – окрысился на нее Маркиз. – Опять ты в своем репертуаре!
– Ну хоть что-нибудь! Он сутки ничего не ел! Он погибнет! Ты просто не представляешь, какие мы с ним перенесли испытания!