Приёмная дочь Бабы Яги

Судя по звукам, мужчины продолжили бой, а Злата повернув дочку личиком вперёд и прижав её к груди, шла по проторённой тропке, внимательно разглядывая всё то, что её окружало, будто впервые видя. Если честно, княжна никак не могла дождаться того чудесного времени, когда сойдёт наконец весь снег, опостылевший за долгую лютую зиму, земля покроется сочной зелёной травкой, а ветви белоствольных берёзок зашумят нежными листочками и украсятся словно юные красавицы длинными серёжками. Речка ото льда освободиться и можно Верейку будить идти, страсть, как по своей речной подружке Яга соскучилась. Вот удивится русалка, когда малышку увидит, ведь выросла та очень.

Злата вздохнула, задумавшись над тем, отпустят ли её вообще Верею будить. С мужа и родичей станется не отпустить, после всего, что за эту зиму случилось. Умом Ягуся понимала, почему все так тревожатся, но в душе всё равно зрел бунт против чужого самоуправства. Ну, ничего, когда время придёт, она, Златка, сумеет их убедить отпустить её к русалочьей заводи, подружку добудиться. Там всего-то и надо с ивами да берёзками плакучими договориться, что по берегу растут, а они уж своих хозяек покличут так, как лишь они умеют.

Оставшись довольна своим решением, Баба Яга сошла с тропки и направилась к единственной среди берёзок высокой осине, на нижней ветке которой сидел знакомый ворон. Он так старательно чистил перья, что сразу было ясно всё делается напоказ, для привлечения внимания. Сердце Ёжки кольнуло нехорошее предчувствие, но, не сомневаясь, она подошла ближе к дереву и, вскинув голову, глянула в упор на крупную чёрную птицу.

— День добрый, мамзель! — искоса глянув на Ягу хитрым блестящим глазом, произнёс ворон.

— Добрый, Мор! Добрый! — отозвалась Златослава и столь же небрежно, как и он спросила. — Что за дело тебя привело к моей Избушке или так мимо пролетал?

— Мимо летел, — оторвавшись от чистки перьев, ответил он и, прищурившись, добавил, — решил заглянуть, посмотреть, как Бабе Яге на новом месте живётся.

— Хорошо живётся, — всё сильнее хмурясь, отозвалась Злата, перехватив заёрзавшую на маминых руках Василису. — А ты смотрю, переживал за нас.

— Да, мне то чего переживать?! А вот друг твой старинный переживал, куда это Избушка-на-Курьих-Ножках делась вместе с Ягой, — безмятежно пояснил ворон.

— Какой друг? — едва шевеля помертвевшими губами, спросила Ягуся.

— Так тот, который к тебе в гости заглядывал, — уклончиво ответил Мор и всё же решил уточнить, — который не совсем живой и почти не немёртвый.

— Что?! — вдруг заслышала за своей спиной ледяной голос супруга. — Повтори!

— Ка-а-аррр! — нахально выдал ворон и попытался взлететь, но какая-то сила не позволила хитрой птице даже пошевелить крылом. — Вы что себе позволяете, любезнейший?!

Зареслав, возникший подле своей Ёжки, только промолчал в ответ на вороновы возмущения и лишь глядел на него тяжёлым злым взглядом, вынуждая сделать то, что велено. Мор поначалу сдаваться не собирался, молчал, видимо стараясь побороть внезапное оцепенение. У него это не получилось, а вот волошба Змея, что ворона спеленала, полыхнула пламенем слабеньким, едва хватившим, чтобы перья птице пощекотать и чуть опалить, и снова невидимым глазу стало.

— Говори! — угрожающе потребовал княжич Лиходольский и смерил ворона взглядом прищуренных змеиных глаз.

— Да, что говорить-то?! Что говорить?! Я и так всё сказал! — нервно заверещал Мор, делаясь похожим не на благородного ворона, а на испуганную сороку. — Туда где Избушка прежде стояла, несколько раз мужик немёртвый в чёрном балахоне приходил. Пройдёт по полянке пару раз, поколдует и уходит не солоно нахлебавшись.

— Что ещё? — требовательно вопросил Добролюбов, неотрывно глядя на уже почти бившегося в истерике ворона.

— Ничего! Правду тебе говорю, колдун! Ничего более! — вопил Мор, дёргая головой так, что Злате стало казаться, что та у него оторвётся.

— Если «ничего», как ты говоришь, то, что же ты так испугался, а? — зловеще поинтересовался мужчина, сжимая кулак и вместе с ним, видимо, сжимая кольцо своей волошбы, окутывающее птицу.

— А-а-а! — оглушительно заорал ворон, испугав воплем маленькую Василису, которую Златославе пришлось поспешно успокаивать и утешать. — Ну, ладно! Было! Было ещё кое-что! Всё скажу, только прекрати!

— Ну! — чуть ослабив хватку, проговорил Зареслав.

— Немёртвый меня заметил и спросил о Бабе Яге и ребёнке, — учащённо дыша, выпалил Мор. — Я ответил, что не знаю, и он меня отпустил.

— Лжёшшшь! — хищно прошипел Змей Лиходольский, снова сжимая руку в кулак.

— Не лгу! — снова дурниной завопил ворон. — Богами клянусь — не лгу! Пусть меня Старший Ворон к последнему берегу не подпустит!

— Живи, — вымолвил мужчина и, брезгливо встряхнув руку, освободил птицу, тут же без лишних слов взвившуюся в небо и мигом исчезнувшую среди ещё пока голых ветвей.

— Зареслав, — осторожно позвала Ягуся супруга, мягко тронув его за плечо, а другой рукой продолжая покачивать, переставшую всхлипывать от испуга дочь.