Прииск «Безымянный»

Весь день Алексей вёл моторку. Вначале шли верх по Алдану, потом вошли в устье Бурхалы. Будто шутя, Щипач сел за руль. Попробовав на разных оборотах, неожиданно заглушил мотор и тут же быстро запустил. Лодка рванула с места и понеслась, поднимая волны. Ничего не говоря, он отдал руль Алексею, а сам пересел на прежнее место. Это явно означало, что Щипач проверил, сможет ли сам управлять моторной лодкой.

«При первом же удобном случае они со мной разделаются», – понял Алексей.

Ближе к вечеру остановились на песчаной косе. Щипач вытащил рюкзак с продуктами, Косой кинул на песок свою куртку. Алексей мгновенно оценил ситуацию. От лодки до леса было метров сто, такое расстояние быстро не преодолеешь, уйти незаметно тоже было нельзя. А до устья реки Некучан, куда стремились Щипач и Косой, оставалось немного: «Тянуть больше некуда, пришло время дать бандитам отпор».

Перед тем как спрыгнуть с лодки, Алексей вытащил заряженное ружьё и направил на Щипача.

– Оружие на землю! Одно движение – и я стреляю без предупреждения.

Ничего не подозревавший Щипач даже побледнел от страха. Это был прокол, в котором можно было винить только себя. Скрепя сердце он расстался со своим стволом. Алексей поднял обрез и задом попятился к лодке. Когда оттолкнулся от берега и запустил мотор, считая себя в полной безопасности, краем глаза увидел пистолет в руке Косого. Только сейчас до него дошло, почему тот носился со своей курткой, как с писаной торбой. Ничего изменить уже было нельзя. Косой выстрелил. Пуля попала в грудь, вторая – в плечо. Сознания Алексей не потерял и даже не сразу понял, что произошло то, чего боялся больше всего. В ответ он разрядил ружье. Косой запрыгал на одной ноге и завизжал от боли. Тяжёлая дробь, предназначенная для утиной охоты, задела бедро. Истекая кровью, Лёха погнал моторку назад, вниз по течению.

Для Щипача и Косого это был удар ниже пояса, какого никто из них не ожидал. Такое не могло присниться даже в самом кошмарном сне: одни в дикой тайге, без лодки, продуктов и одежды. Надежды на то, что где-то можно разжиться едой и снаряжением, не было. Слабым утешением оставалось только то, что на обратном пути можно будет сплавиться на каком-нибудь плоту, который они сделают из валявшихся по берегу лесин. Но ни топора, ни каких-либо других подручных средств у них не было. По-хорошему, им следовало рассчитывать только на удачу, какая их пока не покидала.

Корчась от боли, Косой выл как раненый зверь. На штанине алело пятно и нагоняло какой-то дикий страх. Разорвав свою футболку, Щипач забинтовал рану.

– Да что ты орёшь, как недорезанный? Перестань, говорю тебе! – не выдержав, прикрикнул он на напарника. – Кость не задета, всё на месте. Тебя зацепило чуть-чуть, да и то вскользь, а ты воешь… Ну, попало пару дробинок, так что ж – умирать из-за такого пустяка? Радуйся, что отделался лёгким испугом, могло быть и хуже.

– Чему радоваться, тому, что меня покалечили? – простонал Косой.

– Тому, что он тебя не припечатал к земле. Думаю, если бы он захотел, то разнёс бы на куски. С десяти метров промазать невозможно.

Косой понимал, что Щипач прав: Лёха его пожалел. Однако от этого было не легче – с раненой ногой он не ходок. Страха по этому поводу Лёнька не испытывал, думая, что Щипач его не бросит, однако время от времени закрадывались тревожные мысли. Касались они в основном цели их путешествия, о чём напарник толком ничего не сказал, и он решил вывести того на разговор. Был бы здоров, можно было бы качать свои права, а в том положении, в котором он оказался, оставалось только пресмыкаться, рассчитывая на то, что о тебе не забудут. Но у него был очень веский аргумент, с помощью которого можно было создать равновесие. Пистолет оттягивал карман куртки, подогревая его самолюбие и давая шанс на спасение. Не хуже его это понимал и Щипач.

– Гляди-ка, как метко ты стреляешь! – подкинул он леща. – А я думал, что пистолетом ты можешь только играться. При таких ранениях, я думаю, эта сука долго не протянет.

Косой промолчал. При других обстоятельствах он обязательно постучал бы кулаком себя в грудь и с гордостью сказал, что когда-то занимался стрельбой. Пусть, мол, Щипач у него учится, пока он жив. А теперь только от одной мысли, что он обезножил и тот может его бросить, на душе стало неспокойно, мурашки пробежали по телу.

«Интересно, зачем он меня сюда потащил? Что ему надо в этой тайге? Сидел бы себе дома, как все нормальные люди, так нет же, ещё меня уговорил, а я, как последний лох, заглотил его приманку».

– Щипач, так всё-таки куда мы двигаем? – не спуская глаз с напарника, сказал он охрипшим голосом. – Давай начистоту, а то ты всё темнишь да в молчанку играешь. Пока не поздно, может, повернём назад? Выйдем на Алдан и тормознём кого-нибудь.

– Да подожди ты.

– А чего ждать? На черта мне мучиться с простреленной ногой? Тяжёлое время я пересидел, бабки у меня есть. Так что я возвращаюсь нах хаус[57].

– Да ты что озверел! – сорвался тот на крик. – Я тебе дам домой. Ты подписался идти со мной, значит идём до конца. Я тебя не брошу, не бойся.