— Товарищи, докладываю обстановку, — продолжал пилот. — Из-за неблагоприятных погодных условий наш самолёт потерпел катастрофу и полностью разрушен. Первый удар пришёлся на левую плоскость, отломившуюся вместе с мотором. От второго удара развалилась пилотская кабина. В живых осталось восемь человек. Из них четверо тяжело ранены. Мы с вами, слава богу, пострадали меньше их, а кое-кто может даже нормально передвигаться, — он показал на Ивана, прижимавшего руку к груди. — Наши действия следующие: в первую очередь мы занимаемся своим жизнеобеспечением. Для этого нужно разжечь костёр. Вокруг нас, как вы видите, нет ни одного дерева, поэтому собирайте всё, что может гореть. Надо продержаться до утра, а там что-нибудь придумаем, — поёжился он от холода. –
А сейчас мы с Иваном приступаем к поиску энзэ — бортового пайка. Он должен быть где-то здесь, но для того, чтобы его найти, нужно будет перевернуть груду обломков. В энзэ есть также лекарства, которые необходимы раненым.
Только он закончил, послышались стоны. Раненые терпели, из последних сил, но, при упоминании о лекарствах, не выдержали. Надо было срочно оказывать им медицинскую помощь.
— А вы и вы, — Сенькин показал на мужчину в кухлянке и военного, которого Иван вытащил из сугроба, — поищите что-нибудь съедобное в вещах пассажиров. И тёплую одежду, — добавил он, посмотрев на Ивана. — Кстати, я должен знать списочный состав экипажа.
Видно, по привычке второй пилот назвал их членами экипажа. Знакомство со своей командой он начал с Ивана. Узнав, что тот молодой специалист-геолог, он подал ему руку и сказал, что сам когда-то хотел стать геологом.
А вы кто? — отойдя от Ивана, спросил он военного.
— Майор Синицын, начальник штаба воинской части, — представился военный. Майор назвал даже номер части, в которой служил. По тому, как он докладывал, было видно, что это военный до мозга костей. Майор ещё говорил, но Сенькин уже не слушал — он разговаривал с мужчиной в кухлянке.
— Подполковник Свиридов, старший оперуполномоченный Якутского управления Министерства госбезопасности, — чуть не шёпотом прохрипел чекист. Если бы Иван стоял дальше, он бы даже не услышал. — Я выполняю ответственное задание, поэтому прошу оказывать мне помощь.
— Какую помощь? Сейчас надо спасать раненых! — вспылил было Сенькин, но спохватившись, быстро перевёл разговор в мирное русло. — Товарищ подполковник, простите, вначале мы занимаемся решением жизненно необходимых задач, которые я назвал, а потом всем остальным. В том числе, и решением ваших проблем. Мы поговорим с вами позднее.
Всю ночь Иван не сомкнул глаз. Нужно было поддерживать огонь, дежурить возле раненых. Почти все они бредили во сне, а бортрадист громко кричал. В бреду он звал какую-то медсестру Раю, которую умолял, чтобы она его вынесла с поля боя. Иногда он приходил в себя и просил воды. На этот случай у Ивана стояло ведро кипятка на костре. Эту же воду он пил сам, утоляя жажду и согреваясь от холода. Ночью снег прекратился, резко похолодало. По словам Сенькина, было около 30 градусов мороза.
Утром пилот снова провёл собрание. По его сообщению о случившейся катастрофе должны были знать даже в Москве, поэтому их будут искать и непременно найдут. Только для этого надо находиться на месте катастрофы. Весь вопрос заключался во времени: продуктов при самой строгой экономии могло хватить всего на пять дней, топливо для костра могло закончиться уже на следующий день. По решению собрания, стали ждать помощь. В их положении трудно было принять какое-либо другое решение: за ранеными требовался постоянный уход. Но Ивана не покидала мысль о том, что надо спускаться вниз.
— Там теплее и, в конце концов, есть дрова, — говорил он пилоту, — а главное, — где-то должна быть река, по которой можно сплавиться вниз по течению. Там должны быть люди…
Он попросил у Сенькина карту, но тот отказал.
— Не могу, она секретная.
— Ну и что? — с вызовом ответил Иван. — Я только посмотрю, где мы находимся.
Будто извиняясь, пилот тихо произнёс:
— Пойми меня правильно, я дал подписку о неразглашении государственной тайны. Если узнают, меня лишат допуска к секретным материалам, а без допуска я никто — придётся уходить с работы.
— Да кто узнает? Здесь же все свои.
— Ты ошибаешься, первым меня заложит чекист. Сдаст с потрохами за милую душу — такая у него работа. Для этого он сюда и приставлен.