В ответ Настя только улыбалась, думая про себя, что такого сокола в клетке не удержишь, если вырвется на волю — только его и видели. И всё же надеялась, что он приедет и увезёт с собой. Она понимала, что влюбилась и будет без него страдать.
Целый вечер они прогуляли по берегу Алдана. Настя показывала окрестности своей деревни, а Иван рассказывал о себе: как учился в горном, как добирался до Магадана, где хотел работать и как оттуда его направили в медвежий угол. Потом, как само собой разумеющееся, поведал о случившейся трагедии. Настя не перебивала, но после его рассказа так разволновалась, что даже прослезилась. Непонятно как, они оказались в каком-то сарае, стоявшем на краю деревни. Никого вокруг не было и, открыв дверь, Иван с Настей залезли на кучу сена, уложенного до самой крыши. Внизу шуршали мыши, холодным ветром трепало дранку над головой, а они ничего не слышали. Их горячие сердца переполняла страстная любовь
Столица Якутии встретила крепким морозом и ясным солнечным днём. Зима вступила в свои права. Больше чем на полгода затаилась северная природа в ожидании первого весеннего тепла. В Якутске пути-дороги Ивана и Сенькина разошлись. Пилота увезли в больницу, а геолога Брукса — в представительстве «Дальстроя», откуда через неделю отправили в Верхоянск.
В геологоразведочное управление Иван добрался только в конце рабочего дня. Встретил комендант — пожилой человек с вставными железными зубами.
— Присаживайся, не стесняйся, — узнав, откуда тот прибыл, пригласил к столу Сан Саныч. — Попьём чаю, а потом всё остальное. Спешить нам не куда, до утра ещё далеко.
Не успел Иван обжиться, как на пороге появился молодой человек в кухлянке с капюшоном и в серых валенках. В руках незнакомец держал такие же вале¬нки только с отворотами.
— Николай, — подал он руку. Познакомились. — На, возьми, — протянул валенки. — А то пока тебе выдадут, ноги отморозишь. Не понадобятся, вернёшь.
В палатке заметно потеплело, гудела разгоревшаяся печка, пахло берёзовым веником и сырым бельём. Иван уже не чувствовал себя всеми забытым и покинутым.
— Я здесь тоже жил, в прошлом году, — закуривая, сказал Николай. — У нас тут был полный комплект: из всех обитателей этой палатки только я один был вольным, остальные оттянули приличные срока. Короче, все бывшие зэки.
Погужевали тут мои мужики, дай Бог каждому — спирт лился рекой. Где только они его брали, я до сих пор не знаю. По пьяни моего соседа по койке, так сказать, замочили. Прямо на глазах сцепились, волчары, и его ножом под ребра. А потом ещё и ещё. Короче, одиннадцать ножевых ран. Ну что я могу сказать, он сам виноват — нечего было лезть на рожон. Видишь ли, стал выяснять отношения, а что там выяснять? Надо было на зоне разбираться по трезвянке, а не здесь за бутылкой. После этого случая нас пошерстили и всех перетасовали, как колоду карт. Освобождённых перевели на разведучасток, а сюда подселили двух молодых, вроде тебя. Сейчас они живут в первой общаге. Хорошие ребята — Сашка Михайлов и Лёха Степанов, один десятник, второй коллектор.
Николай расстегнул кухлянку, пошурудил в печке кочергой. Из топки полетели искры под ноги, струйка дыма потянулась вверх.
— Я что пришёл, — потирая руки, сказал он тихо, — надо обмыть твой приезд. Иначе ты здесь не приживёшься. Ты что так смотришь на меня? Тебе разве комендант ничего не говорил?
Только теперь до Ивана дошло, почему Сан Саныч несколько раз сказал про магазин. Он явно намекал на то, что не мешало бы отметить его приезд.
— А чем обмывать? В вашем магазине хоть шаром покати. Ничего спиртного я не видел.
— И не увидишь — надо было спрашивать. Ну, в общем, это не твоя проблема. Я сейчас организую.
Он быстро исчез и вскоре появился с тёмно-зелёным эмалированным чайником и сеткой-авоськой. Из сетки торчали рыбьи головы и хвосты. По виду чайник был холодным.
— Что там? — спросил Иван, показывая на чайник.
— Брага. Самая обыкновенная брага. Только хорошая, такой ты ещё не пил.
Он налил в кружки серую жидкость. В палатке сразу запахло дрожжами.
— Ну ладно, давай за прибытие на Яну и за знакомство. Теперь, я думаю, ты здесь задержишься.
Николай молча выпил целую кружку, а Иван только пригубил и поставил на стол. Пить совсем не хотелось.
— Что, не нравится? Ты просто к ней не привык. Первую надо до дна, а потом можешь сачковать. Я разрешаю.
Брага оказалась сладковатой и даже приятной на вкус, Иван выпил всю кружку. На кусок чёрного хлеба толстым слоем наложил красную икру и с удовольствием откусил. Приятное тепло разлилось по телу.
— Моя фамилия вообще-то Сазонов, — закусывая таким же бутербродом, сказал Николай. — Я работаю техником-коллектором в Томпонской партии. Если что, обращайся, я тут всех знаю, помогу.
— И рабочих?
— И рабочих тоже. А что тут такого? Поработаешь с моё, и ты всех узнаешь.
Из сетки-авоськи Николай вытащил большую мёрзлую рыбу. В тепле от неё пошёл пар, и из белой, покрытой изморозью, она стала превращаться в серебристую с блестящей чешуёй.
— Сейчас мы будем есть строганину, — словно со сцены продекламировал Николай.