«Всего было найдено четыре золотины, – писал Брукс. – В шлихах номер 122 и 123 – по одной, в шлихе номер 124 – две. Золото мелкое, размером менее одного миллиметра, золотистого цвета. Все золотины практически не окатаны, форма неправильная, преимущественно вытянутая. На гранях одной золотины копьевидной формы видна штриховка. Её наличие может свидетельствовать о том, что она совсем недавно вынесена из материнской породы. Что это была за порода, сказать пока не представляется возможным. К сожалению, золотины были обнаружены в лабораторных условиях, поэтому в связи с завершением геологоразведочных работ площадь возможного сноса, дренируемая рекой, в ходе полевых работ не заверена».
Закатов поднял глаза. Тревожно заколотилось сердце, кровь прилила к лицу. Спрятав в чемодан отчёт, он вышел на улицу. Во дворе из бортового УАЗа выгружали корзины с бутылями кислоты для лаборатории, из котельной слышались крики рабочих, затеявших ремонт.
«Надо же, чуть не пропустил такой отчёт! Впредь надо быть внимательней. В трёх шлихах четыре золотины. Неплохо! И описание приличное, но лучше бы этот Брукс привёл химический состав золота. От того, какая у него морфология, конечно, не считая степени окатанности, мне ни холодно и не жарко. Хотя чего удивляться, у него не было такой аналитической базы, какая у нас, так что надо радоваться тому, что имеем».
О перспективности опоискованной площади Брукс отзывался не самым лучшим образом. Текст его заключения Закатов переписал слово в слово, как было в отчёте, и теперь время от времени перечитывал: «На основании проведённых нами работ считаем, что на данном этапе исследований площадь бесперспективна на золото».
Такое категорическое заключение предшественников часто ставило крест на проведении последующих поисков, поэтому многие исполнители старались не давать в своих отчётах подобных выводов. Нередко в заключении можно было увидеть безобидное определение «малоперспективный» или более расплывчатое «возможно», «вероятно». Иногда такая формулировка служила последней соломинкой, за которую можно было зацепиться, чтобы продолжать работы.
«Вот тебе и на! Нашли не окатанное золото, а площадь бесперспективна. Почему же так сурово? Ну, хотя бы написали что-нибудь вроде того, что площадь проведённых работ требует доизучения или что-то в этом духе. Видать, этот Брукс был прямым мужиком, считал, что против фактов не попрёшь». – От прочитанного на душе у Закатова стало тоскливо. Захотелось захлопнуть тетрадь и больше к ней не возвращаться. Однако такое состояние продолжалось недолго: «Это мы ещё посмотрим: перспективна эта площадь или нет! Рано ставить крест. А находки Брукса – это очень серьёзная заявка на открытие! Несколько проб с золотом подряд на коротком отрезке долины реки! Это как раз то, что я ищу. Ничего подобного по всей территории ни у кого не было».
– Вот там и надо ставить поисковые работы, – в очередном разговоре с Фишкиным сказал Фёдор. В какой-то момент он хотел поведать о своих переживаниях по поводу проб Брукса, но подумал, что его личные мысли и предчувствия не имеют отношения к делу. – Этот участок попадает в северную часть структуры. Правда, с породами пока также непонятно.
– Ну что ж, работай, – махнул тот рукой. – Только надо побыстрей заканчивать проект. Время поджимает, Федотов уже дважды справлялся, сказал, чтобы ты поторопился.
Все сроки, отпущенные на проект, уже давно прошли, и главного геолога стали беспокоить из геологоуправления. Однако, понимая всю сложность стоявшей перед Закатовым задачи, Федотов не давил, спуская всё на тормозах.
«Интересно, кто же такой этот Брукс? – в последнее время постоянно думал Фёдор. – Что за самородок такой, откуда взялся? Почему именно он нашёл эти мелкие золотинки, а не кто-то другой. Ведь после него на этой площади прошли среднемасштабные поиски, при которых отобрали и проанализировали проб намного больше него. И ведь никто ничего не определил, в пробах даже нет «следов» золота. Самое невероятное, что шлихи отбирали в тех же местах. Шеелит нашли, а золота не видели. Просто заколдованный круг какой-то! Можно подумать, будто нечистая сила так его спрятала, чтобы никогда не открыли. Ну не мог же Брукс, в конце концов, просто так вынести эти пробы на карту. Так сказать, приписать. Нет, это исключено, – твёрдо решил Фёдор. – Раньше такое не пришло бы даже в голову – тогда всё делали на совесть».
Глава 9. Спасение
Когда Иван очнулся, день клонился к закату и заметно похолодало.
«Сколько же я пробыл в забытьи? – подумал он, растирая закоченевшие руки. – Может, час, а может, два».