Прийти, увидеть, покорить

— Что?! Да как тебе такое могло прийти в голову! Нет, конечно же. Я, вообще, не знал, что прислужники Мэндэ тут рыщут.

Что-то я совсем потеряла нить разговора.

— А как тогда ты бы не допустил нашу встречу со жрецом? Проигнорировал бы призыв о помощи? Хотя, о чем я говорю, — я вспомнила несчастных у костра и, от злости, в моей душе разгорелось пламя, которое сжигало все на своем пути. И в первую очередь мои тормоза. — Тех несчастных ты все равно даже не собирался спасать. Еще, наверное, и помогал добивать стариков и мальчишек. И как оно, знать, что именно ждет девушек и женщин, которых ты отдал жрецу и которых теперь отправят к так называемым богам на съедение? Гордишься собой? Вы же такие крутые воины, одолели безоружных гражданских, которые, все что могли сделать, это попытаться сбежать. Но и этого вы им не позволили. Убив одних и пленив других. И все из-за того, что они отказались жить по вашим варварским законам и захотели свободы. Значит, их надо за это заклеймить и убить. Так?

Меня несло как камнепад с вершины горы, и я не могла остановиться. Хорошо, что мечи отложила в сторону. Так сказать, от греха подальше. Правда, это не мешало мне в бешенстве сжимать кулаки от желания врезать под дых стоящему напротив меня Надкари. И все только для того, чтобы он почувствовал хотя бы часть той боли, что ощутили те несчастные, которых я видела у костра. Ведь синяки и ссадины на их телах, прямым текстом кричали, что женщины сопротивлялись и их за это били.

Но это не единственная причина моей злости. От одного осознания, что ждет этих несчастных, предки которых, на протяжении многих столетий, добровольно скармливали молодых девушек паразитам, у меня болезненно скручивались все внутренности. Ведь из-за меня эта жуткая традиция вернется. Если уже не вернулась. Хотелось немедленно бежать и что-то делать. А так как это пока было невозможно, то бушующая во мне энергия нашла выход в нападках на Надкари. Но облегчения это не приносило.

Мне показалось, или чем больше я злилась, тем спокойнее становился безопасник? Осознание этого факта меня взбесило еще больше. Почему он не пытается отрицать мои обвинения брошенные в его сторону? Неужели я во всем права? И почему он на меня так странно смотрит? Как на неразумного ребенка.

Интонация его последующей речи подтверждала мое последнее предположение.

— Став далитами, эти люди знали, на что обрекают как себя, так и свою семью. А так же, что потеряли любые права на защиту как от своей варны, так и от правителя земель, на которых они живут. Но это не значит, что я поднял бы свой меч на беззащитных женщин, детей или стариков. Не трогали мы никого. На момент когда наш отряд оказался на месте стычки, все мужчины уже были мертвы. Женщин же и детей как раз сгоняли в кучу. Мы в это не вмешивались, ведь жрицы были в своем праве. Именно поэтому мы и вернулись так быстро. Вот ты их защищаешь, а ведь на дворец и Камала напала группа именно таких отщепенцев. Они непросто не подчиняются нашим законам, они ставят себя выше их.

Последняя отговорка была как тот фитиль, что поднесли к бочке с ракетным топливом. Я взорвалась, и все то, что накапилось во мне за эти недели, вылилось наружу, как только нашелся тот самый козел отпущения, на котором можно было сорваться.