Элиот выглядит так, словно и не было никакого ранения и его длительного отсутствия. В него не стреляли и он не выпадал из бойцовского строя.
Под облегающей черной футболкой виднеются ряды плотно обернутых вокруг груди бинтов, это все, что его выдает. Хотя, он морщится, когда пожимает Мартину руку, но лишь на мгновение, когда обоюдная хватка достигает своей крепости.
Он обводит комнату глазами, кивая своим ребятам, и его взгляд натыкается на меня. Едва уловимо, но очень красноречиво.
— Здравствуй, Эйва.
— Элиот, — выходит с придыханием и чрезмерно ласково.
Росс замечает, но скрепя зубами игнорирует. Дается довольно тяжело, но он старается как никогда.
— Грузимся, — командует босс, ускользая к лифту.
Гостиная пустеет. Последним выходит Крис, забрав с собой бумаги со стола.
— Я догоню, — кидает ему начальник охраны.
Элиот медленно добредает до меня, не зная, как подступиться:
— Как ты?
— Ты уже знаешь?
— Да, Мартин держал меня в курсе.
Никаких подробностей, коротко и по существу.
— Удивительно, — то ли заключаю, то ли огрызаюсь. — Как твоя рана?
— Как на собаке, — беззаботный смех прошибает пространство.
Храбрится. Возможно, он выдохнул, набрался сил и теперь запала хватит, чтобы еще некоторое время побыть таким легким.
— Я хотел попросить прощения. Я виноват перед тобой.
— О чем ты, Элиот?
— Я ведь видел, как тебя ломало, и я все понимал, — он уводит взгляд, выбирая точку где-то на стене. — Я воспользовался твоим состоянием. Но в тот момент, ничего не мог с собой поделать.
Он делает усилие над собой, ведь признание дается ему тяжело. Честный и прямолинейный, должен озвучить все вслух.
— Не надо, слышишь? Мы оба сделали этот шаг.
— Да, только я знал, что мне ничего не светит.
Но признаваться будет не только он, мне тоже есть что сказать.
— Помнишь, я говорила, что никогда не прыгну с парашютом?
Он выжидает, очевидно, боясь моего заключительного сравнения.
— Я прыгнула, Элиот, только без парашюта. И, кажется, меня неплохо размазало о суровую реальность и о болезненное чувство любви.
— Ты… ты делаешь больно.
Я молчу, потому что мне нечего ему ответить. Несколько долгих секунд, и Элиот улавливает мои сомнения. Снова. Вот оно. Стоило ему появиться, и извилистая дорожка запетляла еще больше.
Он оборачивается на выход. Отсчет заканчивается, нужно поторапливаться.
— Мне пора.
— Только возвращайся.
Элиот уходит, оставив напоследок свою фирменную улыбку. Эти несколько минут, как глоток свежего воздуха, разбавили мою тусклое пребывание в квартире.
Мартин позволил ему задержаться, переступив через свою гордость. Но он обязательно возьмет плату за свою щедрость, с нас обоих.
Глава 28
К вечеру никто так и не возвращается. У охраны, что осталась дежурить, четкий приказ не оповещать меня о положении дел. Это порядком нервирует и наводит на жуткие мысли. Хотя то, что никто из бойцов не суетится, говорит само за себя. Случись неладное с боссом, все носились бы, выполняя заготовленные инструкции.
Я устраиваюсь на мягком пледе возле окна в гостиной. С высоты открывается отличный вид, который, к сожалению, опостылел и приелся до невозможности. Впрочем, как и все в сложившихся условиях.
Дни летят с сумасшедшей скоростью, прибавляя проблемы с разной степенью значимости. Последствия проникают в сознание, оставляя грязные отпечатки, и мешают спать по ночам.
— Доброй ночи, — женский голос проникает в мое одиночество.
Идиллия спускается по лестнице и останавливается на последней ступеньке, вонзаясь в меня глазами. Из ее движений пропало высокомерие, и ей это идет куда больше. Она кажется довольно милой, когда не корчит из себя светскую львицу.
Я отворачиваюсь от нее, утыкаясь лицом в согнутые колени. Мне не хочется задушевных разговоров, я в них не нуждаюсь. Иногда они делают хуже, и вместо того, чтобы выплеснуться внутреннему беспокойству, зарождается что-то еще более противное от новых умозаключений.
Идиллии совершенно точно невыносимо, возможно, даже хуже, чем мне. И она, наверняка, грызет себя изнутри, прокручивая все, что произошло. Но она, конечно же, этого не хотела, и зла никому не желала. Если бы все могло быть так просто.
— Я бы хотела извиниться…
Она не двигается с места, не зная, как подступиться, и можно ли вообще. Этот шаг к примирению выглядит довольно несуразно. Он кривой и бестолковый, не способный что-либо изменить.
— Не стоит, миссис Росс, все уже случилось и назад дороги нет. Теперь все зависит только от Мартина.
— Я чудовищным образом ошиблась, Эйва. Позволила себе подлые вещи, моим поступкам нет оправдания, — она запинается.
Хочется ужалить, так сильно, как только могу. И я подберу нужные слова, чтобы отплатить ей той же монетой. Но я хочу по-другому.