Приют для списанных пилотов

— А ну, орлы, подтянитесь! Осталось совсем немного, скоро на дембель. Вернетесь домой. Если вновь начнутся выборы, то рекомендую пойти и проголосовать. Не пойдете, придут те, кто ходит регулярно, и выберут «гаденышей». Вот они и устроят вам козлячью жизнь.

А прилежные турки продолжали выскабливать, клеить, латать, замазывать, одевать в звукоизоляционную смирительную рубашку внутренние апартаменты Думы, и могло статься, что именно она станет тем монументом истории российской, а возможно, и мировой цивилизации, с которым мы войдем в другое тысячелетие.

Мне часто снится один и тот же сон. На стенах оклеенного листовками и плакатами Белого дома болтается листок. На нем печатными буквами от руки выведено:

Плачь, милая, плачь!..

Льготный билет

Как известно, хорошего много не бывает. В этом Николай Порогов убеждался не раз, хотя и считал, что по-настоящему ему повезло в жизни всего лишь однажды. Это когда после школы он поступил в летное училище. Своей летной профессией Николай гордился и считал, что равноценной замены нет. Он отлетал в Сибири двадцать пять лет и, казалось, уже долетывал, не за горами маячила пенсия, но вроде бы привычная и налаженная жизнь сделала ему вдруг неожиданное и заманчивое предложение, от которого он не смог отказаться. Его, летчика гражданской авиации, выбрали депутатом, и он вынужден был переехать в Москву. Получилось так, что прямо из кабины пилотов Николай окунулся в такой непривычный для него московский водоворот политических страстей, интриг, новых знакомств и головокружительных перспектив. Не готовый к такому повороту событий, Порогов с удивлением смотрел на прыть некоторых своих коллег, которым казалось, что вот наконец-то они схватили Бога за бороду и теперь им позволено все. Честно говоря, в депутатской работе Николая удивляло и раздражало отсутствие той привычной дисциплины, к которой он привык в авиации. Но к хорошему, как и к плохому, привыкают быстро. Он увидел, что может ходить на заседания, а может и пропустить, никто не спросит, был ты в зале или прогулял, табель учета рабочего времени не велся, встаешь когда захочешь, нет тебе ночных вылетов, заходов на посадку в сложных условиях, голова не болит, заправлен ли самолет, есть погода на трассе или ее нет. Обед, ужин и даже зарплата, побольше прежней, всегда вовремя.

Он видел, что многие, попав в депутаты прямо от станков, быстро сообразили: главное держать нос по ветру, голосовать, как того от тебя требуют, хвалить на всех перекрестках Ельцина, и все будет в ажуре. И верно: дали не только зарплату, но и квартиры — не может же народный избранник разрабатывать новые законы, сидя по вечерам на Казанском вокзале. Видимо, не до конца разобравшись с его политической благонадежностью, дали квартиру и Порогову, хотя и видели — с держанием носа по ветру у Николая не получилось. Все публикуемые в газетах рейтинги выдавали в нем закоренелого консерватора и противника реформ, хотя сам Николай полагал, что здесь, в Москве, он отстаивает и защищает народные интересы. Очень скоро убедился, что своих-то собственных интересов не знал и сам избравший его народ.

После Первого съезда приехал он в Иркутск, пошел на встречу со своими летчиками. Зашел разговор о Ельцине, все. были возмущены публикациями в некоторых газетах о том, что, мол, Борис Николаевич позволяет себе даже на заседаниях появляться в нетрезвом виде. Все ждали, что скажет по этому поводу Порогов. Как человек, окунувшийся в большую политику, Николай ответил дипломатично:

— Я с Ельциным за одним столом не обедаю. Но мой сосед, директор серпуховской бумагоделательной фабрики Юрий Гехт, на похожий вопрос корреспондентки ответил, что за появление на фабрике в подобном виде он такого работника тут же бы уволил.

Сам того не ведая, Николай поднес фитиль к бочке с порохом, раздались возмущенные крики, ругань, топот ног; коллеги тут же пообещали отозвать его из депутатов. Пытаясь выровнять ситуацию, Николай напомнил, что не только в день вылета, но и накануне летчикам категорически запрещено употреблять и что пассажиры никогда не сядут в самолет, которым управляет нетрезвый летчик. Та встреча оставила горький осадок. Его потрясла глухота коллег, он понял, что заблуждался, — сядут за стол со всеми, будут кричать до хрипоты, но так и не договорятся, а виновных все равно будут искать на стороне.