— Кто же вы? Беспутный гуляка? Атаман шайки разбойников? Вечный Странник?!
Умей слова язвить насмерть, барон был бы мертв.
— Я — обер-квизитор Бдительного Приказа Реттии.
— Не верю!
— Это ваше право. Но даю вам слово чести: рыжий болтун Кош просто перепутал Приказ с Надзором. Он провинциал, ему простительно…
Горбун дернулся, будто в седле внезапно проклюнулся тайный шип, уязвив молодого человека в седалище. Он повернулся всем телом и уставился на Конрада с отчаянной надеждой: ну скажи, что врешь! что профос! инкогнито!!! Ну хоть глазом моргни…
Шоры ограждали страдальческий взгляд с двух сторон.
Иначе страдание, разлившись, затопило бы мир.
— Если вы продолжите настаивать, то максимум, что в моих силах, — взять у вас реликвию на хранение. При первом удобном случае я передам медальон коллегам из Тихого Трибунала. Им же вы сможете дать показания. Думаю, вигилы разберутся в ситуации не хуже Надзора Семерых.
Рене угрюмо отвернулся. «Конечно, — посочувствовал горбуну барон, — для него это страшный удар. Ты уверен, что нашел нужного человека, что сама фортуна свела вас в клиентелле, а тут…»
Тем временем процессия паломников заступила им дорогу.
— В чем смысл ваших скитаний, внуки мои малые? — зычно вопросил предводитель: широкоплечий детина с русой бородищей до пояса и лысиной, выкрашенной золотой краской.
От солнца лысина сверкала на манер нимба. Во рту детины недоставало зубов; сплюснутый и перекошенный нос также говорил о миролюбии нрава. Безошибочно определив в обер-квизиторе главного, бородач обратился к нему. Со всех сторон на барона выжидательно уставились харизматы: щеки у многих были покрыты руническими наколками, на запястьях и щиколотках — браслеты-позвонки, кудри тщательно спутаны в колтун. Бубны успели исчезнуть под рясами, а в пальцах ближайшие паломники теперь вертели ла-лангские палочки для еды.
С серебряными, очень острыми наконечниками.
— Нету в наших скитаниях смысла, дедушка, — ответствовал Конрад, памятуя догматы ББС, а также способы решения харизматами спорных вопросов. — И раньше не было, и дальше не будет.
— Так идемте же с нами, внучата! — просиял детина. — Возрадуемся купно!
— А смысл? — в свою очередь осведомился барон.
Предводитель задумался, угодив в собственную ловушку, — и вдруг рядом с Конрадом ударил топот копыт. Кто-то вскрикнул, помянув Нижнюю Маму со всеми ее чадами и исчадиями; кого-то сшибло с ног. Барон мысленно проклял ретивого пульпидора, но вмешаться опоздал. Крушение надежд толкнуло Рене Кугута на безумство: он бросил вороного вправо, на обочину, огибая толпу паломников, дал коню шпоры и рванул вперед, вернувшись на дорогу за спинами харизматов. Конрад оказался в кольце людей, опешивших от неожиданности, и при всем желании не мог сразу пуститься в погоню.
Можно было, конечно, махнуть рукой: беги, воришка, а мы пойдем своим путем.
Но долг сотрудника Бдительного Приказа, пускай находящегося в отпуске, велел другое. Попадись беглый пульпидор в дружественные лапы рыцарей Вечерней Зари, которые наверняка крутятся где-то неподалеку — зубная боль человечества, слитая в единый зубовный скрежет, покажется Рене милой шуткой…
— Р-р-разойдись!
Паломники топтались на месте, уверенные, что смысла нет ни в чем: ни в крике барона, ни в бегстве, ни в погоне.
Барон обернулся. Старуха, сидевшая на козлах фургона, лишь руками развела: ничего не могу сделать. Толпа заслонила мишень от Аглаи Вертенны, а теперь поздно — не достать.
Зато Кош наконец сообразил, что произошло, и решил принять участие.
— Н-но, мертвые! Понеслась! — басом заорал он, азартно хлестнув битюжков.
И, желая придать лошадкам прыти, взвыл по-волчьи.
Битюжки с истошным ржанием ударились в галоп, словно им вожжа под хвост попала. Барону на миг представилась дивная картина: рыжий волчара зубами вцепился в вожжи, правя упряжкой. Нет, Малой, конечно, дурак, но любой дурости есть предел… Превращайся, хомолюпус! Волком ты его достанешь! Однако Кош не спешил оборачиваться хищной быстроногой зверюгой, предпочитая орать благим матом и гнать лошадей. Сзади торопились граф и мистрис Форзац, желая выяснить причину суматохи; из фургона на дорогу выскочил Лю, но гнаться за пульпидором раздумал, поджидая хозяйку.
Барон вздохнул и понял: если не я, то кто?
— Смерть! Вот истинный враг высшей некромантуры! Гибель человека — вот мишень для наших стрел! Могучий дух, яркое сияние, блистательное имя — все упирается в смертность исходного материала! В здоровом теле здоровый дух! А здоровье нашего тела, триста раз увы, оставляет желать лучшего…
Пройдясь по кабинету, Анри совсем другими глазами посмотрела на флаконы с человечками. Нюансы теории интересовали вигиллу в последнюю очередь — для достоверной оценки изобретения не хватало знаний! — но перспективы… Что можно делать с тенью покойника? Избивать на белой стене, укрощая? Вряд ли гросс таким образом тешит извращенные поползновения своей натуры. Укрощение тени — инструмент, а не цель. Значит, есть возможность приспособить чужую тень к делу… к телу…
Трехрукая тень вора Гвоздилы ухмылялась из казематов памяти.
Вор знал ответ.