Приют героев

В наступающей темноте.

По колдобинам.

День выдался тяжелым. Обер-квизитор устал, как гончая, загнавшая дюжину лис. С той лишь разницей, что он еще никого не загнал. Ну, разве что семь раз опозорил нахального корнета против одного-единственного косвенного позора в голень. Изловчился-таки, щенок. Ну и ладно. Идеалы недостижимы, не стоит терзать печень понапрасну.

Хотелось добраться до гостиницы, упасть в постель и провалиться в сон.

— Прочь, хамье! Лучше укажите мне дорогу в отель, и я готов буду вам заплатить…

Знакомый голос. Дребезжащий, высокий тенорок. Кажется, сейчас возьмет и начнет излагать «Повесть о доме Ривердейлов» по новой, с самого начала.

Ответом графу Ле Бреттэн послужило молодецкое ржание в три глотки.

— Проводники в столице дороги, дедуля. Мончиков хватит? А ну, покажь!

— Вы забываетесь, сударь!

Резко прибавив шагу, Конрад возник из-за угла исключительно вовремя, словно Добрый Гений в финале трагедии Томаса Биннори «Заря». Как раз в этот момент один представитель «хамья» ухватил возмущенного графа за шиворот, а другой отвесил старику затрещину. Из уважения к преклонным годам, легкую, для острастки. Дело происходило под масляным фонарем; вся сцена предстала как на ладони. Двоих громил барон видел впервые. Третий, мелкий крысюк с ухом, распухшим до размеров оладьи, был знакомый.

Жертва стряпчего Тэрца, он лез с ножом к поясу Эрнеста Ривердейла, намереваясь срезать кошелек.

«Зря я велел отпустить мерзавца…» — задним числом попенял себе Конрад.

— Бдительный Приказ! Всем стоять! Имена, фамилии, сословия?

Если устал и неохота возиться с задержанием, кричи именно это. В грабителях сразу просыпается чувство противоречия: им — «стоять!», они — наутек. Молча и проворно. Но бойкая троица то ли растерялась, то ли дурная удаль в голову треснула. Старого графа они, правда, отпустили и теперь щурились, вглядываясь в темноту.

— Здрасьте-пожалста! — осклабился мастер затрещин, когда обер-квизитор возник в круге желтого света. — Герой-недомерок? Витязь в ослиной шкуре?!

— Эй, полурослик! — поддержал приятеля знаток чужих шиворотов. — Чеши отсюда!

А крысюк осклабился и хихикнул.

Очень хорошо, что троица не убежала. Просто очень хорошо.

Замечательно.

Две сабли с визгом покинули ножны, а ножны полетели в головы хамов. Кипя гневом, барон совершенно забыл, что под мышкой у него — не боевое оружие, а дуэльные болтушки, смирившиеся с утратой вечеринки в арсенале. Впрочем, с первым ударом обе сабли поняли, что вечеринка — так или иначе, там или здесь — удалась.

— Теофиль Стомачек, он же Гвоздила, он же Куцепердый! — радостно возопила Брюнхильда. — Ляпсус! Опозорен один раз, в область ключицы! Пиши, Овидий!

— Сыка Пайдар, он же Фрегат, он же Яцек Малява! — поддержала товарку Кримхильда. — Два позора, щека и левый бок! Овидий, чего спишь?!

В планшете, брошенном под фонарь, старательно зашуршал стилос. Отблески темного пламени пробились наружу, окутав планшет. Грабитель по кличке Гвоздила в ужасе попятился, хватаясь за грудь и ожидая, что руки его сейчас обагрятся кровью. Однако крови не было, что навело грабителя на самые жуткие подозрения.

— Колду-у-у-ун!!! — отчаянно взвыл он, получив Кримхильдой по шее.

— Мотаем! — с готовностью отозвался напарник, опозоренный дополнительно, наотмашь по темечку.

Крысюк с распухшим ухом выронил графский кошелек.

— Теофиль Стомачек, он же Михаль Ловчик, беглец-нелегал из Бадандена!.. дом номер восемь по улице Второго Помилования, сожительница — Брыхта Яловая, воровка на доверии… опозорен дважды… трижды!.. четырежды!.. Записывай!

— Юный бездельник Феликс Шахрай по кличке Гнилой Вьюн опозорен один раз!.. Два раза! Овидий, шевелись!

— Дядька, не на-да-а-а!!!

— Опозорен! Опозорен!

— Позор в ягодицу! Дважды!

Клинки молниями сверкали в тусклом свете фонаря, разя без устали. Старенький граф, проявив неожиданную прыть, отскочил к стене, стараясь не мешать. Весьма разумно с его стороны, ибо обер-квизитор разошелся не на шутку. Зрелище орущих и до смерти перепуганных грабителей доставило ему большее удовлетворение, чем мог бы доставить вид изрубленных в куски тел. Шагов сорок барон гнал вопящую троицу по переулку, вдохновенно исполняя «мотыльковый веер Сет-Рабби» и полосуя беглецов по филейным частям. Затем горе-бандиты оторвались от преследователя и скрылись в темноте.

Малость запыхавшийся Конрад повернул назад.

— Премного благодарен вам, барон! Ваши отвага и доблесть…

— Полно, граф! Любой честный человек на моем месте…

— Честный и мужественный, барон! Мужественный! А это в наши времена не столь уж частое сочетание, к сожалению.

— Вы мне льстите… — Конрад, как и большинство его современников, был весьма чувствителен к фимиаму лести. Тем не менее постарался перевести разговор на другую тему: — Кстати, граф… Что привело вас в эти трущобы на ночь глядя?

— Вы не поверите, друг мой! Я заблудился! Вышел прогуляться перед сном — и не смог найти дорогу обратно. У вас в столице слишком запутанная планировка. Особенно на окраинах. И слишком наглые разбойники. В моем графстве всякое отребье не рискует нападать на людей благородного сословия.