Приют героев

Выйдя из цирюльни, Анри наложила на лошака личину карликового мандрила и сунула в руку барону поводок. Гиббус личиной остался недоволен, возмущенно фыркая, отчего обезьянка-эфемер корчила уморительные рожи.

Порт встретил их оглушительными криками чаек, веселой руганью грузчиков, скрипом деревянных настилов и дробным топотом башмаков. Невольно раздувая ноздри, вигилла с удовольствием вдыхала свежий запах моря, соли и водорослей. Душок тухлой рыбы слегка портил восхитительно-романтичный букет. У пристани разгружался кургузый барк «Любимец ветров». С палубы «Любимца», имевшего лицензию на контрабанду, несли тюки с гаджамадскими пряностями. «Имбирь, куркума, бедренец, купырь, чабер, киннамум…» — определила Анри по плывущим ароматам. У пирса, далеко выдающегося в море, готовился к отплытию патрульный фрегат «Мантикора». Команда, муравьями ползая по вантам, ставила паруса. Внизу, на юте, о чем-то спорили капитан и заклинатель погоды.

«Удачи, тезка!» — мысленно пожелала Анри.

Вскоре Конрад свернул прочь от берега и причалов — в лабиринт узких коридоров между дощатыми стенами складов. У вигиллы закрались сомнения насчет «короткого пути», но склады внезапно разбежались, открыв утоптанный «пентакль». Отсюда в разные стороны вели пять лучей-проходов — но отнюдь не проблема выбора заставила квиза резко остановиться.

Злобный демон угодил в западню жалкого колдунишки — вот что напомнила Анри эта картина. Ибо в «пентакле» находились и другие действующие лица, помимо демона.

— …второе шкандыбало отрямзим!

— Ты че, ва-а-аще на весь декаляж припух?! Доля где, Лупач?!

— Отвянь, психот! Сам ты Лупач шконцаный!

— Ага, я фуцырь Лупач! А ты, значит, галлюц паранойный?

— Гвоздила я! Вкрай темку скнюкало?!

Увечный громила, прижавшись к стене, тщетно пытался образумить шайку оппонентов. Левую ногу громилы украшал грязный лубок. Лупач, Гвоздила, или как там звали калеку, опирался на костыль, раздумывая: а не пустить ли его в ход не по назначению?

Вряд ли бы это спасло колченогого. Окружали беднягу очень конкретные судари с очень конкретными намерениями. Такие на попятный от костыля не пойдут. Одного, юного мерзавчика с распухшим ухом, Анри узнала. Это у него стряпчий отобрал шар-обсервер в тупике.

А барон, похоже, узнал не только ушастого.

И напрочь забыл о личине.

— Ты почему не в тюрьме, Мисюр… тьфу ты, Мишель… Моргель?! Я кого спрашиваю?!

Вопрос, громом прозвучав из уст дылды-матроса, застал всю свору врасплох.

— Согнали с бана, плывун, — промямлил детина, оторопело разглядывая наглого морячка. — В тычки. Кивер задвинул: кумар, мол, братки-ятрогены, по кривой матке буцера штопанули. Шканду склепали, костыль дали, казенный…

Вигилла надеялась, что барон что-то смыслит в этой ахинее.

— Ты че на толчке фрустришь, архетип? — опомнился горбоносый красавец с серьгой в ухе. — Тони в лежку со своей шлендрой! Не, шлендру оставь, а сам тони, с чучелой фетишной…

— Зашибись. Сундук! Плывун в масть фрустрит. Это ж драное холеро, братва! Лупача сморчки штопанули…

— Не Лупач я!

— Здынь, коряга! Штопанули, забанили и внахлест согнали с бана ни за рыбий хрен? Кривой буран вьюжит! Не верю!

— Схрючился Лупач! Сморчкам подмахивает!

— Да не Лупач я!

— Так ты ж сам нащас задвинул: сморчки тебя отбанили ни за раз! Валюгу на дышло, не хаврюк ты после?!

— А пускай плывун нам булькнет: с какого церебра он про Лупатого сурмит?!

— Колись, макрель! В лоскутье отрямзим!

Анри загрустила. Она все-таки мантисса, а не боевой маг; пускай и со спецподготовкой. На арест-семинарах вигилов «точили» под силовой захват чародеев, а никак не уличных бандитов. Одно дело чужую волшбу спиралью заворачивать, другое дело — своей волшбой от дубины отмахиваться. Бывает, что дубина куда как быстрее оказывается. Двоих-троих спеленаешь, а четвертый из-за угла, сплеча, поперек изящного заклятия вульгарным колом…

Что скажете, ваша светлость?

Светлость сказала:

— Зырь, на тощий храп себе ляпцун не отменжуй, лафер! За «плывуна» вкручу на семь румбов под килькой! Захарили, уроборосы? Нараз какой болт стукнет в косяк, нараз и вкручу по самые фейцы!

Вигилла проморгалась, захлопнула рот и пришла в восторг.

— Шкандер этот, с казнючей тлумакой, — продолжил барон, изящно харкнув под ноги спорщикам, похожим сейчас на диараму «Идолы-поганцы внимают Максу Шелепуге», — не хаврюк, и не Лупач. Сморчкам крюков перцанул — верняк, малцун назаверть! Вам, гофренам, так в сентур не перцануть! Чухом не спряли, шпуцеры!

Кажется, в увлечении обсцентной лексикой барон позволил себе лишнее. Вся шайка-лейка, разом забыв о «хаврюке», могучей кучкой двинулась на пришлого грубияна.

— Это мы гофрены, мачта?

— Мы шпуцеры?!

— За форзель тямишь, че макуют?

Вперед вывернулся мерзавчик с пламенным ухом, рванул из-за пазухи кистень:

— Макуй плывуна!

И с раскрута ударил морячка в висок.