- Вы ничуть не преувеличили, господин Шрамм, эта комната и впрямь приют грез. Тут так уютно и покойно. Я не выношу бальных залов, залитых светом множества свечей. Так что здесь мне вдвойне приятно.
Фриц пододвинул гостье кресло, и она небрежно опустилась в него.
- Нынче вечером я угощу вас чаем с английскими бисквитами. Только не возражайте! А потом - никаких конфет, зато - представьте себе! - вишни, уже сейчас, в мае. Один друг прислал мне сегодня утром посылку из Италии. Затем выкурим по сигарете. Согласны?
Она кивнула и с удовольствием следила за его приготовлениями.
- У вас здесь все дышит покоем, господин Шрамм. Нынче это большая редкость. Все гонятся за счастьем и золотом, что отнюдь не одно и то же. И тем не менее, в конечном счете, зачастую - одно и то же. Вы нашли свое счастье, господин Шрамм?
- Я не знаю, что такое счастье, особенно если иметь в виду расхожее обывательское понятие: истинное счастье - в довольстве. Это, конечно, верно - но только в среднем. Для нас, людей с чувствительной нервной системой, с особым душевным складом, я бы сказал так: истинное счастье - это мир в душе! Это почти то же самое и все же совсем другое. Довольство может быть просто так, само собой, без борьбы, без особых усилий. И даже большей частью так оно и есть. Мир в душе обретаешь только после борьбы, после жестоких боев и блужданий. Ясное понимание своего «я»…
- Оно есть у вас, господин Шрамм?
- Я сейчас скажу, сударыня, хотя мир в моей душе отнюдь не золотой. Скорее, смутно-фиолетовый, меланхоличный… Но все-таки мир.
- Когда его обретаешь?
- Когда находишь путь к себе.
- Это трудно?
- Это - самое трудное!
Женщина кивнула.
- И требуется еще одно: оставаться верным самому себе.
- Но это невозможно, господин Шрамм.
- Возможно, если владеешь своей душой.
- Тогда нужно стать отшельником. А разве это достижимо, когда живешь среди людей?
- Не просто достижимо, а так оно и есть. Если у тебя
своя интонация, своя песня, свой тон - ты и есть такой человек.
- Но в обществе подобных людей не найдешь. Там есть
остроумные, утонченные, хорошо воспитанные, но Человека с большой буквы там нет.
- Неужели в самом деле все так плохо? Может быть, нужно приложить немного усилий? Правда, такие люди не всегда самые интересные и выдающиеся…
Женщина задумчиво взглянула на него.
- Вы совсем не такой, господин Шрамм.
- С каких это пор дамы стали говорить комплименты мужчинам?
- Это не комплимент. В ранней юности я мечтала о таком друге, как вы. Вероятно, тогда многое вышло бы по-другому.
- Я люблю - и этим все сказано.
- Любите?
- Правда, не в общепринятом смысле. Я люблю все: природу, людей, деревья, облака, страдания, смерть. Одним словом - жизнь! Я - оптимист и экстремист любви.
- У вас было мало разочарований…
- Очень много!
- И тем не менее?
- И тем не менее!
- Странно…
Лампа начала потрескивать. Фриц взял серебряное блюдо с вишнями и поставил его перед дамой.
- Нынче вечером вы не играете, сударыня?
- Завтра начну. Видите ли, именно поэтому я и подумала о вас и решила вас навестить…
Женщина вынула из сумочки программку и протянула Фрицу. Он прочел вполголоса: «Богема» - опера Россини. Мими - Ланна Райнер».
- Да, я должна петь партию бедной маленькой Мими.
На генеральной репетиции сегодня я очень живо вспоминала вас и ваш Приют Грез. Наши актеры нынче - уже совсем не богема. Они хорошо воспитаны, очень корректны, весьма добропорядочны, а у вас я все еще ощущаю некоторый налет эдакого…
- Вы играете завтра в «Богеме», - мечтательно протянул Фриц. - Я долго не мог слушать эту вещь, потому что она меня слишком брала за живое. Там изображена очень сходная судьба. - Он кивнул на красивый портрет на стене. - Но завтра я обязательно пойду.
- Я очень рада. Может быть, вы потом скажете мне свое мнение?
- Когда это можно будет сделать?
- В тот же вечер.
- Но вы же наверняка приглашены?
- Да, это правда - даже всей мужской частью местных сливок общества.
- Значит…
- Вовсе нет! Эти пошляки мне отвратительны. Я хочу наконец беседовать с настоящими людьми. А говорить комплименты всякий мастер. Цель всегда крайне эгоистична и насквозь видна. Терпеть их не могу! - Она встала. - Значит, около десяти у малого входа.
Фриц поцеловал ей руку
- Благодарю вас за это.
Она странно взглянула на него.
Потом ушла. Фриц светил ей, пока она спускалась по лестнице. Лампа отбрасывала диковинные пятна света и тени на ступени и перила. Еще час Фриц посидел при лампе. Он больше не читал, просто размышлял о странностях человеческого бытия. Его даже дрожь пробрала, когда он подумал, насколько все случайно и призрачно в жизни. Капелька тумана, дуновение вечернего ветерка - они не ведают, откуда берутся и куда деваются… Так и человеческая жизнь - лишь смутный сон перед рассветом…
Свет лампы покойно лежал на красивом портрете.
И лицо на нем улыбалось.
IV
Весеннее солнце ослепительно сияло над привокзальным бульваром. Ласточки щебетали, строя свои гнезда в просторном портале, несмотря на шум и суету вокруг.