Приют изгоев

– Что вы, княгиня, помилосердствуйте, как можно! – возмутилась Гомейза, но тут же понизила голос и поведала: – Но вот матушка его все посылают для вас пирожные и фрукты да все спрашивают, что вы едите и как себя чувствуете. А два раза, пока вы в беспамятстве были, сама наведывались – сидели у вашей кровати да выпытывали, куда вы Наследника запрятали.

– Почему же ты мне раньше ничего не говорила? – Эйли нахмурилась. – Кажется, я смутно припоминаю что-то, только я думала, что это мне приснилось.

– Как же, приснилось! – Гомейза была едка, как щелочь. – Вот увидите, она вам зелья какого-нибудь подсыплет, чтобы допросить вас без помех… А уж сладка-то высокая княгинюшка – слаще своих пирожных. Пирожные, между прочим, отменные, – довольно заулыбалась Гомейза. – Девушки пробовали, глазки от восторга закатывали.

Эйли посмотрела в хитрющие глаза своей служанки-подруги, и они засмеялись.

– Пирожные! Вот хитрюга! – приговаривала, смеясь, Эйли. – Там для меня-то хоть что-то осталось? Принесла бы…

Эйли не знала, когда удастся установить связь между ней и Таласом, но в одном была уверена: Менкар сделает все, что в его силах, и как можно быстрее. Правда, о том, что возможность эта представится ей уже на следующий день после визита князя, она даже не думала.

Утром, сразу после завтрака, когда горничные еще не убрались, Гомейза на несколько минут вышла, а когда вернулась, на лице ее сияла заговорщицкая улыбка:

– Прачка прислала помощницу за бельем, – проворковала она, и следом вошла долговязая нескладная девица с большой корзиной и, скромно потупив глазки, встала в уголке.

Хихикая, Гомейза помогла ничего не понимающей княжне перейти в кресло у окна, а прислуга и долговязая помощница прачки принялись менять постельное белье.

Эйли обратила внимание, что действует та как-то уж больно неуклюже, а когда пригляделась повнимательнее, вдруг заявила, что ей срочно надо переодеться в чистое да и помыться заодно.

– А как же… – встревожилась одна из горничных.

– У меня всю кожу уже потом разъело. Принесите горячей воды! – тоном, не допускающим возражений, заявила Эйли.

Девушки подчинились, а долговязая прачка осталась стоять в неловкости.

– С ума сошел! – зашипела Эйли, когда они остались втроем. – Как ты попал в Столицу без подорожных и без вида на жительство? На виселицу захотел, бродяга?

Менкар улыбнулся.

– Да пустяки какие!

Каждая секунда была на счету, и Эйли поспешно велела Го-мейзе подать сумочку для прочитанной корреспонденции.

– Держи, – сказала она Менкару, отыскав нужный листок. – Прочти.

Менкар только бросил взгляд, и у него загорелись глаза:

– Богатая бумага! – и полез к себе под юбки, прятать.

– Будешь предъявлять, пока не передашь князю Сабику. А то в самом деле повесят…

– Не повесят, сбегу. А если что… – Он достал из-под юбок аркебузет.

– О Небо! Только этого еще не хватало! – вскричала Эйли. – А ну давай сюда! Давай, говорю! Ты, похоже, не на виселицу собрался, а на колесо… – Она обернулась к Гомейзе: – А ты-то куда смотрела?! В императорский дворец – и с оружием!

– Да откуда, ж я знала, я ж к нему под юбки не заглядывала! – Гомейза, сама не на шутку перепуганная, вырвала у Менкара аркебузет и быстро спрятала его в ящик стола. – Не знала я, чего он удумал…

У них оставалось еще немного времени, и Эйли в нескольких словах объяснила, чего она ждет от Менкара. Менкар кивнул, но сам сказать ничего не успел. Дверь распахнулась, и две горничные втащили в комнату лохань, а следом еще одна внесла на коромысле два ведра с горячей водой. Гомейза быстренько выставила мнимую прачку за дверь, вынесла ей охапку грязного белья и проводила восвояси…

В этот день у Эйли был еще один визитер. Она сидела вечером в кресле у окна, обложенная великим множеством пледов и подушек. Чувствовала она себя сейчас гораздо лучше, хотя слабость еще оставалась; прислуга была отпущена, только Гомейза сидела в кресле неподалеку с вязаньем в руках, но не вязала, а дремала. Когда темнота сгустилась и пора было зажигать свечи, Эйли не стала ее будить – так и сидела в потемках, бездумно глядя во двор, где элегантные дамы и нарядные кавалеры прогуливались парами и группами.

Где-то вдалеке хлопнула дверь, и до слуха Эйли долетел приближающийся топот быстрых ног; даже не топот, а топоток. Дверь распахнулась, и нетерпеливый мальчишеский голос воскликнул:

– Алгораб, ты же обещал!..

– Простите? – изумленно отозвалась Эйли. Тонкая фигурка замерла на пороге комнаты, и Эйли поняла, что вбежавший мальчик растерялся.

– Если вас не затруднит, подойдите, пожалуйста, и зажгите мне свет, – попросила она, чтобы подбодрить его. Мальчик приблизился.

– Зажигалка на столе, – прибавила Эйли.

Мальчик чиркнул колесиком и зажег свечи в большом шандале, украшенном хрустальными бусинами. Мальчику на вид было лет десять. У него было тонкое, красивое лицо юного аристократа, и одет он был соответствующе.

– Извините, я ошибся дверями, – сказал мальчик. – На лестнице тоже темно. Извините, пожалуйста.

– Ничего страшного. – Эйли улыбнулась.