Дни складывались в недели, недели – в месяцы. Морайя продолжала жить затворницей; Хаско первое время еще привозила письма, которые приходили в имение, но княгиня их не читала, чтобы не отвлекаться мыслями от магического опыта ради придворных сплетен. Только однажды она сделала исключение – когда Хаско привезла ей послание Императора, но и его Морайя не стала читать сама, а приказала Хаско вскрыть конверт с должным почтением, прочесть и узнать, не случилось ли нечто чрезвычайного, из-за чего могло понадобиться непременное присутствие княгини в Столице.
Опустившись на колени, Хаско приняла письмо Императора, вскрыла, прочитала.. Морайя смотрела на бесстрастное лицо молочной сестры. Та наконец подняла глаза от пергамента и сказала:
– Госпожа, он обеспокоен вашим долгим отсутствием при Дворе и спрашивает о вашем здоровье.
– Тебе придется ответить самой, – сказала Морайя. – Поблагодарить за заботу, извиниться и сообщить, что я не имею возможности сейчас поддерживать переписку.
Хаско с глубоким почтением удалилась. Разумеется, сама она не могла писать Императору, и письмо ее было адресовано его личному секретарю.
Зимой в Озерном павильоне было не так приятно, как летом – донимала сырость. Хаско приходилось жарко топить печи, и запас дров быстро иссяк. Челн для их перевозки годился мало; слуги перенесли с реки большую лодку, а поскольку с такой лодкой Хаско было управляться трудно, дрова в павильон возил дюжий парень.
Пришла весна, и наконец подошло время, которого так долго ожидала Морайя. Она затушила жар в очаге, неделю ждала, пока сосуд остынет, а тем временем с помощью Хаско соорудила нехитрое устройство, которым и воспользовалась, когда пришло время: они вместе раскрыли все окна, устроили в павильоне сквозняк, вышли из комнаты и с помощью этого устройства разбили сосуд. Запах горького миндаля был так силен, что чуть не лишал их обеих сознания. Морайя дала ему как следует выветриться и только потом подошла к разбитому сосуду. Действовать она предпочитала все же издалека: вооружилась каминными щипцами и долго стучала по густо-коричневой, спекшейся в слиток массе. Слиток под ударами неохотно крошился в пыль, а Морайя била и била его щипцами, пока наконец в сердцевине слитка не обнаружился поблескивающий металлом бело-голубой шар размером с крупную сливу.
Морайя отложила щипцы, подошла и осторожно взяла его в руки. Шар оказался обжигающе холодным, и она тут же положила его на стол. Несколько минут она разглядывала шар, не решаясь нарушить его идеальную форму. Под руку подвернулся бронзовый перочинный ножик; она взяла его и осторожно ткнула шар в блестящий бок. Он резался мягко, словно головка сыра. Морайя тем не менее была очень аккуратна – в глубине шара скрывался магический кристалл, которому она посвятила так много времени, и она лишь приблизительно знала, какой формы он будет. К ее удивлению, это оказалось семигранной пластиной толщиной около полудюйма, сделанной, казалось, из горного хрусталя. Держа пластинку двумя пальцами, Морайя внимательно осмотрела ее – да, на вид тоже обыкновенный хрусталь. Княгиня негромко произнесла заклинание. И вдруг в глубине пластинки зародилась золотистая искра. Она разгорелась, кристалл стал сначала желтым, как цитрин, потом оранжевым, красным, налился рубиновым светом, который незаметно перешел в аметистовый; аметист превратился в сапфир, сапфир – в аквамарин; аквамарин засверкал изумрудным блеском, а изумруд, на глазах бледнея, вновь стянулся в золотистую искру и исчез в глубине кристалла. И вот – в руках был снова прозрачный хрусталь.
«Да, это он – Младший Аркан!» – возликовала Морайя. Она Кликнула Хаско и велела ей немедленно готовить челн.
– Он готов и ждет вас, госпожа, – ответила верная Хаско.
– Что ж, тогда едем немедленно, – сказала Морайя. – Надоел мне этот постылый павильон. Устроим сегодня праздник!
Они пересекли озерную гладь, отделявшую павильон от дворца. Еще не ступив на лестницу, Морайя обратила внимание, что окно в ее гостиной открыто настежь.
– Кто посмел? – резко обернулась она к служанке.
– Приехал ваш сын, госпожа.
– Почему же ты мне не доложила? – укорила ее Морайя.
– Вы не велели вас тревожить, госпожа, – ответила Хаско.
– Давно он приехал?
– Уже несколько дней.
Морайя улыбнулась и погладила яшмовый ларчик, который бережно держала в руках и куда положила волшебный камень, труд стольких дней.
– Да, пожалуй, я бы не стала тебя слушать, – признала она.
Едва Морайя ступила на лестницу, как из комнат навстречу ей вышел молодой князь, поспешно сбежал по ступенькам, чтобы поклониться и поцеловать руку матери.
Однако Морайя удержала его порыв:
– Ну-ну, мальчик мой, не надо. На лестнице легко оступиться.
Все же он предложил ей руку, и вместе они вошли в просторную залу, огромные окна которой выходили на озеро.