Приют контрабандиста

С тропы мы выбрались на грунтовую дорогу. Дошли до развилки и обнаружили выцветшие бело-жёлто-белые полоски туристической тропы. На морщинистой коре старого дуба, приколоченные, держались два указателя. Возле выпученных корней лежали жёлуди с мохнатенькими, почти как у каштана, плюсками. Основная дорога уводила налево, где, судя по указателю, была Окопа. Вихра сказала, что это фракийская крепость. Правда, от неё сохранилось немного: каменные ступени, водостоки и основания давно разрушенных стен. Из курганов возле Окопы археологи в своё время выкопали кучу всякой фракийской керамики, парочку железных мечей, наконечников стрел, кое-какие золотые украшения и восемь лошадиных зубов.

– Лошадиных? – переспросила Настя. – Зачем они археологам?

– Не знаю, – рассмеялась Вихра.

Меня больше заинтересовали украшения. Я уточнила, как они выглядели.

– Ну… – Вихра задумалась. – Пуговицы там, золотая проволока, из которой делали кольца.

– А листья? – уточнил Гаммер.

– Листья?.. Может, и листья были.

Настя и Глеб внимательно слушали. Сообразили, к чему мы с Гаммером клоним. В головоломке Смирнова говорилось, что ключ от двери, ведущей к сокровищам, «отыщет тот, кто поднимется к золотым ветвям с золотой листвой». Раньше мы считали «золотые ветви» символом или аллегорией, а теперь допустили, что их нужно толковать буквально. Что, если речь идёт о фракийских украшениях, раскопанных в древнем святилище и перевезённых в какой-нибудь болгарский музей?

«Звучит логично», – кивнул Гаммер, словно прочитав мои мысли.

Путь к горной библиотеке вёл направо, а значит, в противоположную сторону от Окопы, но в головоломке лишь утверждалось, что нужно подняться к «золотым ветвям», увидеть вдалеке «слепые окна чужого мира», затем пойти туда, где «вместо слов останется белый туман», и там, в «лесной земле», найти «тёмную темницу», которая засияет, «как девять солнц». Вероятно, головоломка вела обходным путём, а мы уже узнали точное положение библиотеки и могли не утруждать себя скитаниями от одного ориентира к другому. Хорошо, если так.

В разговоре с Вихрой я даже не заикнулась об «окнах чужого мира», потому что в затылок мне дышал Гаммер со своей паранойей, и мы выдвинулись направо, где нас, если верить указателю, ждал какой-то Каменный гриб.

Тропинка вела утлая, едва намеченная в сухом подлеске. Ещё изредка встречались туристические отметки на обомшелых камнях и трухлявых колодах, потом они пропали. С ними пропала и тропинка. По словам Вихры, та выводила на обзорную скалу и раньше пользовалась популярностью, а в последние годы заглохла и забылась. Маджаровцы подумывали расчистить её, когда обнаружили в Моминой скале библиотеку, но дальше разговоров дело не пошло.

С каждой минутой идти становилось тяжелее. Мы лихо преодолевали открытые участки горного леса и тут же застревали в зарослях шиповника. Благоухание дикой герани сменялось горьким ароматом чемерицы и удушливым запахом преющих листьев. Я потела в колготках и толстовке, и ко мне липли всякие мушки, слепни. Ветки шиповника умудрялись через рукава расцарапать руки. Царапины зудели, я расчёсывала их и боялась отстать от шагавшей впереди Вихры, но подлесок малость поредел и начались каменные уступы. Мы взобрались по ним, и в лицо задул ветер – я поглубже вдохнула приветливый, не отравленный сложными испарениями воздух.

Взглянув на Вихру, я вдруг осознала, что всё это время она шла в коротеньких шортах! На её ногах, словно выкованных из меди, не было ни пятнышка, ни малюсенькой царапины – ничего! Кожа осталась неправдоподобно гладкой и только чуть лоснилась от пота. Рядом с Вихрой я стояла, как потрёпанный заяц перед статуей какой-нибудь греческой нимфы. Ну или фракийской, если у фракийцев вообще были статуи. Настя выглядела не лучше меня. Она умудрилась расцарапать нос, перепачкать пальцы в чём-то липком, и мы вдвоём с одинаковым недоумением смотрели на ноги Вихры. Она заметила наше внимание и улыбнулась, а когда из зарослей вырвались Гаммер с Глебом, позвала идти дальше.

Теперь мы петляли между валунами. Прозревшее солнце припекало, в мокрую спину дул ветер, и я не понимала, холодно мне или жарко. То набрасывала, то снимала капюшон. Заглаживала волосы за уши, подхватывала их крабиком. Они всё равно рассыпа́лись влажными прядями по лицу, и я завидовала Насте, затянувшей волосы в тугой хвост. Я бы тоже затянула, но знала, что хвостик мне не идёт.

В небе показалась птица с заострёнными крыльями и светлым пузом. Она явно выискивала добычу и нами не интересовалась, а я вспомнила, что тут водятся всякие редкие стервятники вроде египетского, и постаралась её сфотографировать. В конце концов, мы ведь отправились в орнитологическую поездку, и я должна была время от времени сбрасывать в семейный чатик подходящие снимки. Вихра сказала, что это пустельга, а египетского стервятника мы, если повезёт, встретим повыше.

– Куда уж выше… – выдохнула я.