Приют Одиннадцати

Возле столба с рупором несколько человек. Всех разговоров — что да как на фронте. Пашке и самому интересно, но про Кавказ ничего не говорят. Только про Ростов. Там что-то страшное.

Жрать хотелось до смерти, а хлеба не достать, только по карточкам или за сумасшедшие деньги. У Завьялова ни того ни другого. На прилавках Мосторга, в который случайно забрёл, — барометры, щипцы для завивки и фаянс. Кому и на кой ляд всё это нужно сейчас, непонятно.

Проболтавшись до вечера по городу, Завьялов вернулся на вокзал. Переночевал и утром с боем занял место в вагоне поезда, следовавшего на юг.

*

В дороге только и говорили, что про эвакуацию и тяжёлые бои на Кавказе. А разве бои бывают легкими? Если только из кремлевского клозета за ними наблюдать. Издали и по чуть-чуть.

С каждой станции — свежие новости. Ставрополь, а теперь уже и Майкоп под немцами. Настроение у новобранцев хуже некуда. Чуют, что на смерть едут. Не все, конечно, тут уж как повезёт.

Завьялов от нечего делать стал определять, кому какая судьба выпадет. Вот этот сопливый переросток, у которого шея толщиной с черенок лопаты, точно под пулю прыгнет. А вон тот живчик проскочит, и, похоже, ему ещё долго лямку жизни тянуть.

Смертников было много, гораздо больше тех, кому ещё пожить отпущено. Испокон веку повелось у нас — народом затыкать там, где тонко. Пусть его рвётся. По живому, до хруста в костях… Не жалко — народу у нас прорва.

Ночью эшелон качнулся и встал. Приказ — освободить вагоны! Не в первый раз уже. Пересадки одна за другой, беготня… И всё время с боем приходится добывать себе место.

Пашка протиснулся в самый угол теплушки, вжался в дощатую перегородку. Следом ввалилось ещё с десяток солдат, наполняя и без того кислый воздух вагона запахом табака, портянок и сапог.

Примостившийся рядом вояка толкнул его в бок.

— Слышь, говорят, уже до Краснодара не поедем. Во как!

— Чего?

— Таво! Каюк, немец там.

Завьялов закрыл глаза и задремал. И часа не прошло, как военный снова пихнул его локтем.

— Слышь, паря, ты сам-то откуда будешь?

Тряский вагон напоминал ад на колёсах: доставучая солдатня была похожа на чертей, остановки и пересадки — на мучительные страдания. Голод, ворчание и смрад… Поверхностный, тесный, как чужая обувь, сон, который не давал отдыха — после него, как после тяжёлой работы, хотелось снова забыться сном. Постоянное чувство голода, которое Пашка глушил кипятком, потому что больше нечем. На какое-то время отпускало, но затем жрать хотелось ещё больше. Он уже потерял счёт дням.

Как-то проснулся среди ночи, словно из черноты в черноту попал. Не попал даже — вывалился. Разве что глаза открыты были, а так — что сон, что нет — не разберешь. У противоположной стены, между двумя солдатиками, примостилась бабуля, ноги от полки до пола не достают. Лица не видно, только на этот раз не воздух колышется, не дым, а просто капюшон на глаза надвинут. А под капюшоном ничего, чернота только. И голос, который до косточек пробирает. Глухой голос, как из-под земли.

— Ты коли забрался так далеко, то уже не вертайся. Чего бы ни было. Да и не сможешь. Разве что отсрочишь немного.

Паша хотел было ответить, что возвращаться не собирается, но бабка руку подняла, остановила.

— Не говори ничего, услышат. А я и так пойму, что сказать хочешь. Знаю, спрашиваешь себя — правильно ли делаешь, не повернуть ли? Ты думай себе, хоть обдумайся. Только голову забьёшь и силы растратишь, понял?

Завьялов кивнул еле заметно.

— Будешь ты, как и я, не в теле и без души. Но не скоро. Вижу всё это. И шанс тебе выпадет вернуться. Но получится или нет, я не знаю. Там черно всё…

Двадцатого прибыли в Малгобек. Оттуда до Пятигорска несколько дней пути, если пешком. Но там уже немцы, а ему нужно на Эльбрус. Пашка снова подумал, какая ему нужда подниматься на вершину Кавказа? Казалось бы, чего проще — перешёл линию фронта и сдался немцам. Да хоть в том же Пятигорске. Но он решил довериться бабкиным словам. Куда поведёт дорожка, туда и пойдёт. Чувствовал, что именно на седловину горы пробираться нужно. До дрожи чувствовал.

Как ни крути, а домой всё равно зайти придётся, там снаряжение от материного брата осталось. Завьялов ещё совсем малый был, когда пропал его дядька на пике Калицкого. Он и ещё двое. Как сквозь землю провалились. Искали их с неделю, но ничего не нашли — ни следов, ни тел.

До Пятигорска Завьялов добрался глубокой ночью уже в начале сентября. Миновал немецкие посты, хотел войти в город со стороны Машука. Собирался было спуститься вниз, но остановился. Услышал музыку и увидел зарево у самого подножия горы.

Подобрался как можно ближе, прячась за камнями. Даже опасность напороться на немецкий патруль не остановила. Хотя и язык знал, и одежду гражданскую раздобыл ещё в Прохладном, когда местное население бежало из города, куда рвались вражеские танки. Лишние встречи были сейчас ни к чему.