Приют Одиннадцати

Анна с самого утра почувствовала лёгкое недомогание. Отказалась от завтрака, в обед поклевала немного, а к вечеру её рвало. Появившиеся ещё год назад симптомы то затихали, то с новой силой скручивали в агонии её исхудавшее тело.

— Прямо не рвота, а гуща кофейная, — полушёпотом сказала Зинаида.

Старушка дотронулась рябой рукой до плеча зятя. Тот сидел за столом, как был, — в форме. Даже не переоделся с дороги.

Облокотился на стол и спрятал лицо в ладони. Видать, слёзы скрывал, только плечи слегка подрагивали. Любил Анну. Четвёртый год как женат, а всё одно — ни дня без неё прожить не мог. И она перед ним, как барвинок, стелилась, да вот только не оказалась такой же живучей.

— Может, за фельдшером послать? — тихо спросила тёща, хотя и знала, что это бесполезно.

Все предыдущие разы тот шумно входил, кидал куда попало своё драповое пальто, смеялся, говорил, что ничего страшного, мол, всё проходит, пройдёт и это. Не прошло. Становилось всё хуже и страшнее. Анна чахла, кожа её сделалась жёлто-синюшной, как у курицы, а вокруг глаз как будто синильником вымазано. Алексей и в Москву, и в Ригу её возил осенью, да всё без толку. Ничего не помогало. Иной раз полегчает Анне, так вся родня сразу вспоминает слова местного фельдшера Козлова. «Пройдёт и это», — говорили друг другу. Может, и вправду пройдёт? Порою слова обладают удивительной способностью. Они успокаивают и лечат. Но только в том случае, если человек сам верит в их силу. Если же веры нет, то дела идут всё хуже и хуже, и те же самые слова, что окрыляли и давали надежду, начинают раздражать. Последние месяцы никто в семье уже не пытался приободрить Анну, да и ей самой не хотелось слушать пускай и сладкую, но ложь. Всё чаще она оставалась один на один со своей болезнью.

Зинаида снова тронула зятя за руку.

— Так что?

Алексей убрал ладони от лица. Взглянул на тёщу стеклянными от безысходности глазами.

— Что?

— Я насчёт врача. Вениамина Павловича позвать?

Майор только рукой махнул. Хотя и понимал — нужно что-то делать, ведь не оставишь, как есть. А что делать? Всё, что было в его силах и в его власти, он уже сделал. Но смириться и ждать он тоже не мог. Встал из-за стола и, до скрипа продавливая половицы, прошёлся по комнате. Сначала в одну сторону, затем обратно.

Подумать только — весь город у него в руках, вся власть. Скольких оборотней на чистую воду вывел, скольких бандюг на этап поставил, а справиться с болезнью жены не может. И что это за болезнь такая, чёрт бы её побрал, которую вылечить нельзя?! Паулс Страдиньш в Риге объявил Анне страшный диагноз, как приговор: рак желудка. И тот ничем помочь не смог, а ведь светило — не чета местному коновалу, Венечке Козлову.

— Алексей Петрович, может, Пашку тогда? — не унималась старушка. — Вы его хоть и не считаете за серьёзного, но ведь люди говорят, что он не одного на ноги поставил…

— Кого?! Пашку? Этого шарлатана? Руки у меня до него ещё не дошли.

Майор сжал ладонь в кулак и потряс им в воздухе. Как будто Пашка Завьялов был виноват в том, что его жена умирает сейчас в соседней комнате. Зинаида испуганно и уважительно следила за зятем, но продолжала своё:

— Егора вон хотя бы взять… Чуть богу душу не отдал в прошлом году, когда спьяну замёрз. Ногу хотели резать, а Пашка вылечил.

— Егора? — передразнил Алексей. — Егору вашему туда и дорога. Он что с ногами, что без, один чёрт — тунеядец и вор.

Майор резко развернулся и прошёл к двери, что вела в комнату больной. Задержался на секунду, как будто с духом собирался. Дёрнул за латунную ручку и скрылся за дверью. Зинаида проводила зятя взглядом, поднялась со скамьи и вышла во двор. «Вот ведь упёртый. Ладно, сама уж», — подумала она и чуть слышно окликнула в темноту:

— Мария!

Сидевшая на лавке домработница смахнула с подола шелуху подсолнечника, неохотно ответила:

— Здесь я.

— Мария, сходи за Павлом. Совсем худо ей. Боюсь, до утра не дотянет.

* * *

Павлику Завьялову было без малого восемь лет, когда он впервые обратил внимание на некоторые особенности, свойственные только ему, а именно способность угадывать. Например, он с уверенностью мог сказать, будет дождь или нет, какое место в чемпионате займёт ЦДКА и сколько орехов в левом кармане у Мурата. И ещё он точно знал, что Мурата и его родителей через несколько лет увезут из Пятигорска. И они больше никогда сюда не вернутся.

По рассказам матери Паша знал, что прабабка его была местной колдуньей и знахаркой. Поговаривали, что от неё и перешли к правнуку способности видеть будущее, а возможно, и лечить людей. Клавдия — мать Паши — тоже пыталась ворожить, но, видимо, ей этого таланта не досталось. Да и власти запрещали заниматься оккультными науками, по крайней мере, слухи такие ходили. От прабабки осталось несколько книг, изданных ещё до революции, и сундук, пылившийся на чердаке. Клавдия долгое время не подпускала Пашку к прабабкиному наследству, но в конце концов сдалась. «Чего запрещать, — подумала она, — если богом ребёнку дадено».