Приют ветеранов

Тем не менее зал заполнился более чем наполовину, программа оказалась неожиданно интересной и на самом деле интернациональной. Свой, ксенийский номер был только один — группа «Сильваяес», акробаты, они же танцоры, прыгуны и клоуны. Зато в тот день на манеже выступали китайцы, выполнявшие сложные гимнастические трюки с чашей на голове, румынские прыгуньи на доске — с десяток очень милых девушек, немецкая артистка, жонглировавшая при помощи ног так лихо, как иной не сумел бы, будь у него даже четыре руки; выступали также украинские акробаты и таджикские канатоходцы, успешно преодолевшие свой зыбкий маршрут втроем — на плечах друг у друга. Ну и, разумеется, в программу входил русский номер — клоун-иллюзионист, у которого кролик проглатывал лису, а роскошное манто ассистентки на глазах у зрителей превращалось в множество живых зверюшек, весело убегавших с арены. Были лошади, еще воздушные акробаты и снова прекрасный клоун-канатоходец, своей кажущейся неловкостью и беспомощностью заставлявший зрителей то и дело вскрикивать и закрывать глаза. Но гвоздь представления — редкостные белые носороги — естественно, пока приберегался, чтобы, как полагается, закончить зрелище на высокой ноте.

Это обстоятельство несколько насторожило Милова: обычно номера с дикими зверями ставят после антракта, чтобы за время перерыва успеть построить на манеже клетку. На этот раз подобных приготовлений не наблюдалось. Шпрехшталмейстер объявил номер, оркестр заиграл что-то причудливо-таинственное; медленными, торжественными шагами на арену вышел укротитель — смуглый, высокий человек в неожиданном, пожалуй, для цирка облачении: он был одет, вернее, раздет, как африканский шаман, лицо его закрывала выразительная маска с оскаленным ртом и длинными клыками. Она, пожалуй, могла бы вызвать даже страх, если бы на множество таких масок — подделок, разумеется (была ли эта настоящей?), любой зритель не успел уже насмотреться на базаре и в многочисленных магазинчиках. Голову дрессировщика украшал султан из страусовых перьев, на руках и ногах стучали и звенели браслеты, с шеи свисало непременное ожерелье из звериных когтей, а на груди красовался выпуклый амулет — переливавшееся камнями полушарие диаметром с чайное блюдце. В руке укротитель сжимал короткий, также украшенный перьями жезл, показавшийся Милову несерьезным инструментом в случае нападения четвероногих участников номера. Ему невольно вспомнилась успокоительная формула: I hope, you know, what you do[5].

Постояв несколько секунд — видимо, чтобы дать публике сполна оценить его наряд, — дрессировщик медленно, с достоинством раскланялся, поворачиваясь на все стороны света, потом обратился лицом к кулисам, воздел жезл и издал непонятный возглас. Может быть, впрочем, носороги его понимали; так или иначе униформисты сразу же раздернули кулисы, и на арену тяжелой рысцой выбежали герои дня.

Милову (а большинству прочих зрителей и подавно) приходилось, конечно, раньше видеть носорогов, хотя и не так близко. Животное обладает, как известно, скверным, непредсказуемым характером, и приближаться к нему не рекомендуется даже в машине. Здесь же эти живые танки были отделены от людей невысоким барьером, и, когда они затрусили к укротителю, который, отступая все дальше и дальше, остановился в каком-то шаге от этого барьера, Милова невольно взяла оторопь. Ева обеими руками вцепилась в его плечо, хотя сидели они в середине амфитеатра и подвергались гораздо меньшему риску, чем те, кто занимал первые ряды. Казалось, низко опущенные головы с грозными рогами, украшенные блестящими султанчиками, вот-вот тупыми клиньями врежутся в беззащитные ряды людей, уже невольно отклонявшихся назад. Остановить бегущих, хотя и не быстро, тяжеловесов вряд ли могла бы и металлическая решетка — та самая, которой не было.

Между тем укротитель положил левую руку на амулет, правой медленно повел оперенным жезлом — и все четыре чудовища мгновенно остановились как вкопанные, словно не живые твари, а искусно сделанные в виде носорогов механизмы. И тем не менее это были самые настоящие звери — Милов явственно ощутил исходивший от них тяжелый запах.

«Кажется, я когда-то об этом укротителе читал, — вскользь подумал он. — О номере с носорогами…» Но тут же переключился, потому что зрелище и в самом деле становилось захватывающим.