«Приют задумчивых дриад». Пушкинские усадьбы и парки

Как ни странно, авторы многих публикаций, посвящённых А.П. Керн и стихотворению «Я помню чудное мгновенье…», либо забывают, либо просто не знают о существовании двух авторских перечней поэта, где он явно указал имя своей вдохновительницы. Так. Э.С. Лебедева считает: «Легендарной трактовкой отношений А.С. Пушкина и А.П. Керн мы обязаны самой Анне Петровне. Это она побудила в 1827 году А.А. Дельвига напечатать посвящённое ей стихотворение в альманахе «Северные цветы», а спустя 22 года после смерти великого поэта опубликовала свои воспоминания, из которых читатели в конечном счёте и узнали, что стихи «Я помню чудное мгновенье…» адресованы ей».

Далее автор пишет об использовании образа «гения чистой красоты» из стихотворения В.А. Жуковского «Лалла Рук», обращённого к императрице Александре Фёдоровне: «Пушкин, цитируя «гения чистой красоты», посягнул на одну из литературных масок императрицы… Переадресовка литературной маски более чем известного лица была со стороны Пушкина, во – первых, некоторой дерзостью, а во – вторых, содержала намёк на вторичность адресата»⁷⁴.

Рассуждения эти некорректны уже потому, что «литературной маской» императрицы Александры Фёдоровны была, как следует из переписки современников, «Лалла Рук», а не «Гений чистой красоты». В статье Э.С. Лебедевой имеется ряд других неточностей⁷⁵, приведших автора к сомнительным выводам.

К сожалению, не придаёт значения двум собственноручным перечням поэта, где он указал имя А.П. Керн как адресата своего шедевра «Я помню чудное мгновенье…», академик Н.Н. Скатов. Подчёркивая связь «Гения чистой красоты» в пушкинском шедевре и в написанных ранее произведениях В.А Жуковского, прежде всего в статье «Рафаэлева Мадонна», уважаемый учёный приходит к выводу, что «в поэзии Жуковского «гений чистой красоты» – лишь бесплотный символ вдохновения, знак появления только поэзии и потому обескровливающий её саму. В этом смысле Пушкин явно больше, чем стихам Жуковского, обязан его статье: ведь за нею – Рафаэль…».

«В стихах Пушкина создан образ, родственный «Сикстинской Мадонне», – вполне справедливо замечает Н.Н. Скатов. Однако, увлёкшись своей идеей, он это родство интерпретирует слишком буквально: «Гений чистой красоты» в пушкинских стихах – не Керн. Стихи написаны, так сказать, безотносительно к Керн… «К ***» в данном случае вовсе не условный знак, не обычное для Пушкина деликатное сокрытие определённого лица. Здесь есть обращение к столь высокому, небесному и необъятному, что не может и не должно быть определено в обычном смысле.

…

В стихах Пушкина есть обращение к бесконечности, «К ***», к «Мадонне» Рафаэля, никогда Пушкиным не виденной, но угаданной⁷⁶.

…

Так что это пушкинское произведение создано не на тему Анны Петровны, а на тему «Сикстинской Мадонны» и есть не результат мгновенного порыва, а итог долгого пути»⁷⁷.

Анне Петровне Керн Н.Н. Скатов отводит роль «повода» для сочинения стихотворения «Я помню чудное мгновенье…»: «А что же Анна Петровна Керн? Не при чём? Конечно, очень при чём. Важно, что в этот момент, в трудную минуту, она оказалась рядом, что было живое, неподдельное увлечение, что всё на нём замкнулось, что оно было искрой, взметнувшей пламя гениального произведения. И всё же она была лишь поводом, который помог вызвать образ великого видения в пору душевного пробуждения поэта…»⁷⁸.

С таким заключением нельзя полностью согласиться. Яркие впечатления Пушкина от встреч и общения с А.П. Керн, испытанное им сильное чувство к ней действительно помогли образам (но не конкретно «Мадонне» Рафаэля), многие годы созревавшим в «творческой лаборатории» поэта, оформиться и воплотиться в гениальные стихи. В них форма и содержание находятся в такой изумительной гармонии, когда, выражаясь языком философии, «содержание оформлено, а форма содержательна» в полном смысле слов. Так что А.П. Керн была не просто «поводом», а подлинной вдохновительницей пушкинского шедевра.

Однако не следует отождествлять реальную А.П. Керн с «гением чистой красоты», ведь поэт прямо так её не называет, а дает этот образ в сравнении в связи с её явлением как вдохновительницы, в самый момент явления воплотившей в себе идеал духовной и телесной красоты.