Прикамская попытка - 2

Володя с мастерами работал, как в обычный день, вечером принёс показать первое помповое ружьё. Мы с Палычем извели два десятка патронов, отстреливая образец. Пятизарядный помповик мастера вылизали великолепно, ни одного утыкания патрона, ни единой осечки, можно запускать в серию. С таким оружием мы пройдём до Тихого океана, дело оставалось за войском. После подсчёта наших бойцов, я узнал точное количество своего отряда, сто тридцать человек. Те два взвода, что ушли с тестем, и взвод Фаддея, охранявший в северной тайге охотников, сюда не вошли. Учитывая десять миномётных расчётов и столько же пушечных, по два человека в каждом, стрелков оставалось вполне достаточно, даже без привлечения рабочих и мастеров. Их у нас набралось неполная сотня, считая сюда женщин и подростков, занятых на подсобных работах. Все они уже пару месяцев, как раз в неделю стреляли, обращаться с 'Лушами' умели вполне прилично. Однако, для организации колонии на Дальнем Востоке, людей было очень мало.

Потому мы начали печатать листовки с призывами не поддерживать разбойников, которые подняли бунт против власти на английские деньги. Чтобы воздействовать на все слои населения, листовки делали трёх видов. Первые — про английские деньги и непременное поражение бунтовщиков, с призывом уходить из России в Сибирь, пока целы, предназначались для пугачёвцев. Они так и начинались, 'Восставшие казаки и крестьяне!', главным аргументом приводили размер русской армии, двести тысяч войск с пушками. Победы пугачёвцев объясняли примитивно, мол, когда человека кусает блоха, её не бьют топором, а ловят пальцами. Потому блоху поймать трудно, зато легко раздавить тем же ногтем. Так, вот, против восставших, даже ногти не пускали в ход, лишь чесались, потому и побеждают казаки. Хотя у государства есть не только блохоловки, но и молотки с топорами, отрубят блоху вместе с пальцем, который она кусает.

Другие листовки предназначались для крестьян, надеявшихся на освобождение от крепостной зависимости, колеблющихся между поддержкой восставших и старым привычным порядком. Там мы вновь упоминали английское золото, разбойное поведение восставших, их слабость перед властью. И, опять напоминали, что в Сибири рабства нет, а на юге Сибири, где тепло и растёт виноград, даже чиновников нет. Крестьян мы приглашали в деревню Таракановку, будущей осенью, когда самозванца разгромят. Оттуда, из Таракановки, пойдёт большой караван в землю вольную, в южную Сибирь, в Беловодье. Где тепло, нет чиновников и помещиков, где все станут вольными, а земля там не царская, ни к какому заводу не припишут. Желающих лучшей жизни для себя и детей, приглашали к сентябрю месяцу с подводами и инструментами в Таракановку, путь будет дальний, трудный, но, свобода того стоит.

И третий тип листовок, самый немногочисленный, я лично набирал для раскольников-староверов. Аргументы те же, но акцентировалось отсутствие в Беловодье попов и принуждения к никонианской вере. Ещё там я указал, что земли те открыты русскими давно, да заброшены из-за борьбы никонианцев со староверами. Ждут де старые русские земли возвращения туда людей правильной веры. Во всех образцах печатного творчества я непременно указывал, что разгромят Пугачёва не позднее будущей осени, после чего царские войска будут лютовать. Пороть и вешать без разбора, кто прав, кто виноват. Призывал тех, кто выживет, да не успеет к осени, пробираться в Сибирь, в Охотский острог, или на реку Амур. Там найдутся верные люди, что к воеводе Быстрову дорогу покажут.

Три дня, что ушли на печатные воззвания, разведка не выпускала из-под контроля окрестности Таракановки. С вогулами, поселившимися у Камы, мы с Палычем лично ездили разговаривать. Старейшины начисто отказались от защиты перед восставшими, пояснив, что брать у них нечего, а стрельба будет поводом для разбойных нападений. На всякий случай, молодых девушек и женщин мы отвезли, с их согласия, в крепость. Рабочих рук у нас прибавилось, как и едоков, впрочем. Но, грех жаловаться, продуктов мы осенью закупили предостаточно, наши отряды продолжали их скупать в окрестных деревнях. Как бы ни относились крестьяне к 'Петру Фёдоровичу', житейский ум подсказывал многим, скотину отберут, если не восставшие, то царские войска. Потому поросят в деревнях продавали начисто, бычков и тёлок тоже. Я не успевал нахвалить уехавшего тестя за его предусмотрительность. Запасы жести, закупленные в Прикамске, позволяли нам увеличить производство консервов на порядок.