Прикамская попытка - 4

Этому более половины участников просто не могли поверить! Ничего, всё было учтено могучим ураганом, то бишь, мной и профессором Пешке. Милейший Людвиг Иванович окончательно стал патриотом Дальнего Востока и всецело поддерживал мою идею о создании всемирно известного биологического центра во Владике. Пока шли прения, часть приехавших биологов зачитали свои доклады, смотревшиеся на фоне полученных от русских учёных данных жидковато. Практически все стремились "пощупать" руками те результаты, что слышали и видели в докладах. Так, что конгресс затянулся почти на месяц, за который мы успели напечатать целый альманах с докладами участников, шикарный такой альбом с гравюрами. Каждый из участников конгресса получил по экземпляру альманаха, плюс три номера "Вестника русской биологии", успевших выйти за 1793 год.

До этого вестник выходил полтора года символическим тиражом в полсотни экземпляров и рассылался нами внутри России, в Академию наук, Университет, императрице, наследнику и так далее, включая Калифорнийскую, Цейлонскую, Пусанскую, Австралийскую и Сингапурскую библиотеки. Хотя издания были исключительно на русском языке, несмотря на это все, без исключения участники конгресса оформили бесплатную подписку на 1793 и 1794 годы, ещё бы, альманах был великолепно иллюстрирован. И, в середине каждого номера были двенадцать листов цветных фотографий, вернее, раскрашенные художниками снимки. Тут же учёные зоологи договорились о проведении следующего конгресса во Владивостоке через два года, в 1795 году, на который каждый участник получил право пригласить по одному коллеге, по своему выбору. Адреса наших представительств в Европе учёные знали, именно через них мы и собрали биологов со всей Европы, обеспечив им бесплатную дорогу и проживание. Короче, заманку мы сделали неплохую, именно после первого конгресса Владивосток таки стал мировой столицей биологии.

Медицину так засвечивать мы не спешили, это стратегически важная наука, где традиции крайне сильны. Чем ломать копья в попытках изменить сознание европейских светил, лучше спокойно воспитывать своих опытных и грамотных медиков. Пусть приносят пользу, славы нам и без того хватало. Аналогично мы действовали в отношении точных наук и прикладной механики. Никакой рекламы в Европе, строго целевые приглашения на работу или постоянный переезд для учёных, инженеров, мастеров, либо агитация юных талантов. Короче, в Европе мы работали, как европейцы в колониях. Выкачивали ресурсы - то есть умы, таланты, предметы искусства, без каких-либо обязательств или вложений. Продавали в Европу колониальные товары, фарфор, оружие, консервы и кое-какую мелочь, исключительно за полновесное золото-серебро, в редких случаях заменяя деньги людским ресурсом. Например, из Австрии несколько раз привозили полные корабли молодых славянских крепостных, которыми расплачивались графы и князья, желавшие непременно приобрести наши игрушки - граммофон (крикун), фотоаппарат (снимун), ружья в дорогом исполнении, инкрустированные слоновой костью, телефоны, отделанные золотом и той же слоновой костью, часы наручные и каминные, экзотические украшения, и прочую роскошь.

Во Франции удалось пару раз договориться с Директорией о вывозе пятисот молодых дворян обоего пола, приговорённых к гильотине. В обмен, конечно, за ружья, столь необходимые каждой революции, это мы знаем по опыту. Мужчин, спасённых от гильотины, частью разобрали инженеры и военные, многие отправились осваивать пятый материк. Но, около полусотни молодых активных дворян обоего пола занялись развитием культуры в наших Палестинах. Вместе с девушками, они организовали самодеятельную оперу в Невмянске и Владивостоке, девицы пытались изобразить нечто, похожее на балет. Подросшее молодое поколение детей мастеров, инженеров и торговцев, как ни странно, моментально подхватили эти потуги. Пришлось вводить всё это в привычное нам русло, организовать театры эстрады в трёх городах, оркестры и ансамбли классических и народных инструментов, вплоть до музыкальных школ. Школы танцев французы организовали сами.

Что делать, народ богател, пресытившись телесной пищей, требовалась духовная. Спортивные игры и многочисленные соревнования оставались пока исключительно мужскими занятиями. А разбогатевшим и повзрослевшим супругам наших мастеров и приказчиков не хватало романтики, как говорится. Слушать музыку под пластинку надоело, спортивные состязания тоже на любителя. А театр, с его красивыми платьями, декорациями, и! Главное, ИЗ ЕВРОПЫ! многих привлекал. Не столько действительно искусством, сколько новизной, яркостью, возможностью показать, в первую очередь, себя, и, посмотреть на других. Единственным нашим требованием к театральным и оперным постановкам стало наличие половины спектаклей на русском языке. А жалкие оправдания, что русских опер и спектаклей нет, решались легко - переводите с итальянского!