Приказ №1

Оконце захлопнулось. Томительные минуты ожидания. Наконец послышался грохот отодвигаемых засовов, одна створка дверей открылась и перед милиционерами предстал начальник тюрьмы. Низенький, брюхатый, с тараканьими усиками, с одутловатым, землистым то ли от пьянства, то ли от болезни почек лицом.

— Кто меня спрашивал?

— Я. Здравствуйте, — Михайлов козырнул. — Я начальник милиции, вот мои документы. — Он выждал, пока начальник тюрьмы прочтет удостоверение, тоном приказа сказал: — Возьмите ключи от камер, где сидят политические, и проводите меня туда.

— Вы что, хотите их выпустить? — с дрожью в голосе спросил начальник тюрьмы.

— Непременно и безотлагательно.

— В таком случае я должен позвонить в жандармерию...

— Не стоит. Жандармерии уже не существует, а их начальник арестован. Я думаю, вы не хотите, чтобы вас постигла та же участь?

Начальник тюрьмы бросил взгляд на милиционеров за спиной у Михайлова, на грузовики с вооруженными людьми и поспешно согласился:

— Хорошо. Я подчинюсь силе...

Одна за другой распахивались двери камер.

— Выходите, товарищи, вы свободны!

Небритые, с изможденными лицами люди, еще ничего не понимая, осторожно выходили в длинный коридор. К Михайлову подошел высокий, в мятой солдатской шинели мужчина:

— Вы большевик?

Голос его звучал мягко, с акцентом.

— Да. Именем большевистской партии вы свободны.

— Я тоже большевик. Вел на фронте пропаганду среди солдат, за что был арестован и посажен в эту тюрьму.

— А сами вы откуда?

— Я литовец. До войны жил в Москве, там вам и подтвердят мою партийность. Фамилия моя — Шяштокас.

— Шяштокас?! — воскликнул Алимов и схватил Михайлова за локоть. — Михаил Александрович, мне о нем товарищи из Московского комитета рассказывали. Помните, в связи с Чароном?..

— Здравствуйте, товарищ, — протянул Шяштокасу руку Михайлов. — Что думаете делать на свободе? Мы предлагаем вам остаться пока в Минске и вступить в милицию. Нам нужны такие люди, как вы.

— Я согласен. Тем более что в моих родных местах сейчас немцы.

Вместе пошли вдоль камер. Вскоре отыскали и Щербина. Затем Михайлов приказал собрать всех освобожденных во дворе тюрьмы: их было ни много ни мало... сто двадцать девять человек.

— Товарищи, — обратился к ним Михайлов, — несколько дней назад революционным народом свергнуто царское самодержавие. Но это не значит, что дело, за которое вы боролись, полностью восторжествовало. Продолжается кровопролитная, никому не нужная война, в окопах гибнут тысячи сынов России. В стране создалось очень сложное положение. Двоевластие. А России, ее трудовому народу нужна одна власть — власть рабочих, солдат и крестьян. Поэтому я от имени Минского Совета рабочих и солдатских депутатов призываю вас влиться в ряды борцов за социализм с тем, чтобы добиваться полной победы пролетариата...

Отправив большую часть своего отряда в штаб, Михайлов вместе с Алимовым, Щербиным, Шяштокасом и группой милиционеров двинулся к блоку, где содержались уголовники. Семенившему рядом начальнику тюрьмы сказал:

— Надо произвести учет уголовников, разобраться, кто за что сидит.

— Извините, господин начальник, но смею доложить: всех уголовников по приказу господина Самойленко сегодня ночью мы выпустили.

— Как выпустили?

Лицо начальника тюрьмы впервые приобрело осмысленное выражение.

— Вы знаете, я и сам подумал, что здесь что-то не то. У нас же сидели не только мелкие воришки, но и опасные бандиты — убийцы, медвежатники. Они, конечно, воспользуются свободой по-своему...

«Ну, Самойленко, ну, пройдоха! — возмущенно думал Михайлов. — Никакими средствами не брезгует, лишь бы навредить нам».

Делать было нечего. Он приказал разоруженным охранникам и надзирателям расходиться по домам, оставил в тюрьме несколько милиционеров и обратился к Алимову:

— Ну что ж, Роман, как бы там ни было, а наша власть укрепилась. Бери Шяштокаса, заедем в штаб и — ко мне домой. Я думаю, мы заслужили хороший обед...

В ГОРОДЕ ДЕЙСТВУЕТ БАНДА

Во второй половине марта весна по-настоящему взялась за дело. Все выше поднималось солнце; маленькие проталины раздались, наполнились водой, и возле них весело чирикали воробьи; набухали на деревьях почки; прохожие старались держаться подальше от домов, чтобы не угодить под капель. Однако зима еще не сдалась и по ночам снова занимала отданные днем позиции.

Что-то похожее происходило и в жизни города: не прекращалась борьба между Советом рабочих и солдатских депутатов, в котором главную роль играли большевики, и буржуазной властью в лице губернского комиссариата Временного правительства, где окопались кадеты, меньшевики и буржуазные националисты.