— Кэл, что с тобой случилось?
Скирата выглядел ужасно. Он слегка сгорбился, словно у него болело в груди или животе, а его лицо было сплошь в синяках и свежих ссадинах. Кто — то устроил ему трепку. Вэу. Ей казалось, что двое сержантов покончили со своей давней враждой, но, похоже, она вырвалась снова.
— Получил то, что заслуживал. — ответил он голосом, слегка искаженным из — за распухших губ. — Не в первый раз, да и не в последний. — Он заботливой рукой подтолкнул вперед Дармана. — Иди, сынок. Тебе надо кое с кем встретиться.
— Кэл…
— Эт'ика, просто проведи это время с Даром и Кэдом, а я сам о себе позабочусь. Ты же не знаешь, когда у тебя появится следующий шанс. Я вернусь утром, а Лазима на ночь останется в семье Джайлера.
Раны Кэла избавили ее от неловкого момента. Дарман не разговаривал с ней с тех пор, как он вышел из ее каюты на станции «Нерриф», и она не знала, как сломать этот лед. Но сейчас это было внезапно забыто. Объятия Дармана были отчаянными. Он уткнулся лицом ей в плечо, и почти до боли стиснул ее. Этейн взглянула ему за спину — узнать, что делает Скирата — но тот уже ушел. Она услышала, как снаружи затихают шаги.
— Кэд спит. — прошептала она. — Я разбужу.
— А ему это не вредно?
Дарман уже стал крайне заботливым отцом.
— Конечно нет. — ответила она. — Он засыпает, когда устанет. Но к распорядку дня его не приучить — у нас самих ведь нет ничего подобного.
— За ним приглядывает Лазима?
— Да. Она замечательная. Еще помогают Бесани, Кэл и Бард'ика. Но… ему пора познакомится с отцом.
— Хорошо. — Дарман сглотнул. — Теперь я готов. Честно.
— Не знаю, что еще сказать, Дар.
— Не надо ничего говорить. Мы не можем изменить то, что было, так что лучше забыть это и начать сначала.
В этом был весь Дарман; он никогда не копил обиды, и он был самым спокойным из мужчин. Если кто — то думал, что клоны одинаковы — тому следовало взглянуть на Дармана и его братьев, чтобы увидеть что те различаются точно также, как любая произвольная группа людей.
— Я прощена? — спросила она.
— Да. — он чуть отстранился и потер верхнюю губу — нервный жест, который она пару раз замечала за Скиратой. В обычной гражданской одежде — не в броне или повседневке, которая ставила на нем метку «стандартизованная продукция Камино» — Дарман выглядел как любой другой, кого Этейн могла бы увидеть на улицах Корусканта, и это означало, что и у нее есть такая возможность. — Это я, Эт'ика. Я избил Кэл'буира,
Это не укладывалось в голове.
— Что?
— Я в самом деле избил его. А он даже не пытался защититься. Он просто дал мне отпсиховаться и просил прощения.
Сама мысль о том, что Дарман может настолько выйти из себя, казалась совершенно бредовой. Еще более невероятным было то, что он так избил кого — то, кого он любит — да и вообще что он так кого — то избил. Это было насилием совершенно иного рода чем то, которое он творил в бою.
«Это так? Я настолько привыкла к джедайской доктрине, что насилие приемлемо, если оно совершается не в гневе или ненависти, что не могу увидеть чего — то гораздо более глубокого?»
— С чего все началось? — спросила она.
Он рассказал мне всё, что скрывал от нас. Всё. Исследования Ко Сай, новая армия клонов… и я назвал его лжецом. Я сказал, что не могу ему верить. И притом, он не сказал мне про Кэда, и я просто… просто ненавидел его в тот миг. Хотя… даже не его. Я совершенно потерял голову, забыл обо всем, точно также, как Скорч.
В первый раз Этейн поняла, насколько надломлены были некоторые из клонов. Одно дело убеждать других джедаев во врожденной человечности клонов, другое дело — убедиться, что в этом есть также и отрицательные стороны. Этейн привыкла видеть в них неуязвимых, она признавала их выдающиеся качества, и забыла, что со временем напряжение, с которым они сражались, должно было разрушить их точно также верно, как любых других существ.
На это просто требовалось больше времени
— Как он может простить меня, Эт'ика? — проговорил Дарман.
— Потому что он любит тебя — ты его сын. — Удары не могли бы ранить Скирату. Она это знала. Утратить доверие Дармана — вот что могло его ранить. — А ты простил его?
Дарман смотрел на свои ладони. О его ярости красноречиво говорили исцарапанные и сбитые костяшки.
— Конечно. Я ничего подобного на самом деле не думал. Я просто… взбесился на пару минут.
Люди всегда говорят, что они не хотели сказать то, что сказали в пылу момента, но обычно они просто не позволяют себе об этом думать, или не позволяют себя этого сказать.
— Ты думаешь, что он все же что — то еще от тебя скрывает, Дар?
— Не знаю. — отозвался он. — Но сейчас это неважно.
Любовь и доверие — необязательно одно и то же. Этейн решительно сменила тему.
— Посмотрим, не проснулся ли Кэд?