Приказ номер один

С а в и н к о в. Не трогайте, это святое, а кругом грязь, прах… (После паузы.) Помню летнее утро. Петроград. Измайловский проспект. Пыльные камни. На мостовой распростертый Сазонов, раненый, со струйкой крови. И я стоял над ним. Рядом — разбитая карета Плеве, и пристав, с дрожащей челюстью, подходит ко мне, а у меня в руках револьвер. И помню я Москву и Кремль. Была зима, шел снег. Я целую в губы Каляева, а через две минуты раздается взрыв, и великий князь Сергей убит. И помню я далекий Глазго. Русский корабль «Рюрик». И я обдумываю, где спрячусь в трюме. И будет царский смотр на «Рюрике», и будет взрыв. Взрыва не было, потому, что был Азеф… (После новой паузы, меняя тон.) А эти… они снова явятся, Георгий Валентинович! Если, конечно, успеют…

П л е х а н о в. Если успеют: должна прибыть охрана из Питера. От военно-революционного комитета. Так мне передали.

С а в и н к о в. Караул.

П л е х а н о в. Охрана.

С а в и н к о в. Часовых у ваших дверей выставят.

П л е х а н о в. Охрану. По личному распоряжению председателя Совета народных комиссаров. Так мне передали.

С а в и н к о в. Председателя «Совета народных комиссаров»!..

П л е х а н о в. Председателя Совета народных комиссаров.

С а в и н к о в. Ульянова!..

П л е х а н о в. Ленина.

С а в и н к о в. Парадокс истории!.. Я ведь, как вы знаете, начинал социал-демократом, пропагандистом в его санкт-петербургском «Союзе борьбы», арестован был, сослан… Он даже назвал замечательной по своей «правдивости и живости» одну из моих статей тех лет о питерских рабочих, цитирует ее многократно в своей программной брошюре «Что делать?». И вот Ульянов-Ленин российский премьер… Он? Не — вы? Где историческая справедливость? Не вы, проложивший марксизму столбовую дорогу в Россию? Не вы, основатель движения, ученик Маркса, друг Энгельса?..

П л е х а н о в (перебивая). Я не пойду против Ленина.

С а в и н к о в. Это… ошибка!

П л е х а н о в. Я не пойду против Ленина.

С а в и н к о в. Это… трагедия! Разве не вы, совсем недавно, вновь напомнили всем шекспировское: «Желающий получить пшеничный пирог должен подождать, чтобы смололи муку»?..

П л е х а н о в. Я и сейчас думаю, что русская история еще не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма… но против Ленина я не пойду.

С а в и н к о в. Я напрасно пришел, Георгий Валентинович.

П л е х а н о в. Напротив, я благодарен вам за этот визит. Именно благодаря вам, вашему… предложению я и принимаю это свое решение.

С а в и н к о в. Ваше имя будет предано забвению… Или — проклятию? Через два-три дня, две-три недели большевизм будет сметен с лица земли русской, и тогда…

П л е х а н о в (качая головой). Большевики — это надолго… Может быть, навсегда… Говорите, знаете Ленина? Не заблуждайтесь!.. Кто его знает, как я? В наше время Керенских, — этой Сары Бернар политической сцены, у которой, кроме нервного голоса, способного исторгать сентиментальные восторги у публики, и не было иного таланта, — в эту нашу эпоху засилья псевдореволюционеров и фразеров, обывателей в жизни и политике, — эта цельная натура Ленина. Самая цельная, самая смелая и последовательная из всех, что я знаю и знал за свою долгую жизнь… Да, он непоколебим и неумолим в своих политических требованиях. Да, джентльменства, пожалуй, в нем нет… Но эта его убежденность, эта фанатичная целеустремленность, эта железная логика, несокрушимая энергия и воля… Ленин напоминает мне титанов Великой Французской революции, чье дело Европа делает и доделывает уже полтора века. Как все это не признать за ним? Если быть честными с самими собой?.. С первого дня, с первого часа своего возвращения в Россию, он, как пущенная стрела, проникая все препятствия и преграды, неостановимо движется к своей цели. Вспомните, тогда, полгода назад, в апреле, когда мы возвращались, — кто, кроме горстки его фанатически преданных приверженцев, воспринял его знаменитый тезис о власти Советов? Социалистическом переустройстве? Сегодня за ним — Россия…

С а в и н к о в. Ошибаетесь!

П л е х а н о в (сурово). Не будем обманываться. Массы — с Лениным. Россия жаждет перемен… Великих перемен!.. А то, что иные с изумлением или потрясением, а другие — с преклонением открывают для себя в Ленине сегодня, в октябре одна тысяча девятьсот семнадцатого года от рождества Христова, — так все это было в нем и раньше… Да-да! В девятьсот пятом… И еще раньше! В девятьсот третьем, на втором съезде… И еще тогда, когда он не был Лениным, а совсем молодым Ульяновым, при самой первой нашей с ним встрече в тысяча восемьсот девяносто пятом году… там, в Швейцарии, в Женеве… в эмигрантском кафе Ландольта!..

И вновь рабочий кабинет В. И. Ленина в Кремле…