Приказ самому себе

—Случай неприятный, Иннокентий Фомич. Вернее, это затянувшаяся болезнь, которая вот так вдруг вышла наружу… — Алевтина Васильевна коротко сообщила об истории с журналом, фальшивыми двойками и анонимными письмами. — Я советую: поговорите еще с Лидией Николаевной. Она знает Сильву лучше меня…

Лидию Николаевну он застал в классе не одну. Вокруг стола сидели пионеры — совет отряда решал свои неотложные дела.

— Здравствуйте, Иннокентий Фомич! — первой вскочила Зойка и объяснила остальным — Это папа Сильвы…

После непродолжительного разговора в коридоре Лидия Николаевна вдруг взглянула на него в упор и спросила: — Товарищ Орлов, вы смелый человек?

—Ну… — смутился он, — был на фронте… награды имею.

—Я немножко не о том, — улыбнулась учительница. — В общем, зачем нам, коммунистам, в прятки играть. Я предлагаю: поговорите с ними, — она кивнула на двери класса. — Это такие ребята!.. Я могу рассказать о вашей дочери как об ученице. А они знают ее как человека. Во всех проявлениях. Большинство учится с ней с первого класса. Ну? Решайтесь!..

Узнав, что от них требуется, члены совета отряда зашумели:

—А чего рассказывать?.. Папа ее лучше нас знает… А может, не лучше! Папа на работе, а она с нами… Можно… Расскажем.

—Как же я? — смутилась Саша. — Папа Сильвы может подумать…

—Очень просто, — пришел на выручку Зиновий, — мы тебя лишим слова. И я могу не говорить, раз она мне двойки ставила.

—Тогда совет буду вести я, — встал Женя. — И базар не поднимать. А чтобы товарищ Орлов не подумал, что мы наговариваем, пусть Саша сбегает за письмами.

—Так долго же! Пока туда да обратно, — сказала Зойка.

—Можно мне? — спросил Орлов. — У выхода моя машина стоит. Вы, Саша, скажите шоферу пусть он вас свозит, а потом — в гараж;

— Повезло Саше, — вздохнула Зойка. — На машине покатается. Разговор сначала не клеился. Но потом разговорились. А вскоре вернулась Саша. Орлов читал письма и морщился. Точно. Это писала Сильва на его портативной "Эрике". Ее шрифт. "Но как же она могла писать такое?!" — недоумевал отец…

Через час Орлов снова зашел в кабинет директора.

—Ну вот, — вздохнул он. — Поговорили. Ребята Сильве такую "рентгеноскопию" сделали, что диву даешься… Куда только жена смотрела?.. Видно, за дочь надо самому браться.

—Да, Иннокентий Фомич, лучше самому, — мягко сказала директор. — И, пожалуйста, поменьше балуйте ее.

— Нет уж. Теперь все! Строгий режим. Порядок. И отчетность, — Орлов помолчал и, чуть улыбнувшись, спросил — Алевтина Васильевна, скажите по секрету, как у вас такие "рентгенологи" получаются Просто зависть берет.

— Растим, Иннокентий Фомич. И ваша Сильва должна быть с ними. Такой же… Если, конечно, упираться не будет, как прежде…

— Иннокентий, ты был в школе? — открыв дверь, спросила жена.

— Надеюсь, ты поставил на место эту директоршу? Вообразила себя…

—Был, — ответил Орлов. — Сильва дома?

—Конечно… Да, ты знаешь. Твой шофер Валя стал ужасным грубияном. Час назад звоню в гараж, чтобы отвезти Сильвочку в спецполиклинику, так он отвечает: "Рабочий день кончился. Меня тоже ждут дети". Возмутительно!

—Так вот, Эльвира, — сдерживая себя, сказал он. — В гараж больше не звони. Никогда! Запомни: машина для служебных надобностей. А ты пока что не директор завода, а домохозяйка. Будет нужно — вызови такси.

—Как же это?.. Что с тобой, Иннокентий?!

—А вот так: ни-ко-гда! Позови Сильву и приди сама, — он круто повернулся и прошел в кабинет.

—Ты звал, папа? — Сильва вошла в костюме, плотно обтянувшем ее фигуру, села, свободно откинувшись на подушки дивана.

—"Какая она взрослая, — подумал отец. — Уже девушка! Но почему?.. Ах, да! Ведь она на год старше одноклассниц. Но тогда тем более. И спрашивать с нее нужно строже.

—Почему ты сегодня не была в школе?

—Ах, Иннокентий. Но вчера же в классе было это ужасное судилище. Сильвочка так взволнована, — ответила за нее мама. — И потом, какая разница. Ей нельзя оставаться в этой школе.

—Я тебя спрашиваю! Почему ты не была в школе? — повторим он, будто и не слышал слов жены. — Ты больна?

—Нет, — озадаченная строгим тоном отца, заерзав на диване, ставшем вдруг неуютным, ответила Сильва. — Но мама же говорили Я не могу больше их видеть!

—А вот они могут! Беспокоятся!. Думают — ты заболела.

—Крокодиловы слезы! — возмущенно сказала она.

—Вот как?! Ты считаешь, что они виноваты перед тобой?

—Ну не я же…

—Хорошо! — Папино лицо стало строже, между бровями пролегла глубокая складка. — Предположим на минутку, что это так. А теперь, дочь моя, ответь не им, а мне. Только честно и без полутонов, Только "да" или "нет". Так вот. Спрашиваю: ты писала эти паршивые записки Саше Магакян еще в пятом классе?

—Но почему ты думаешь…

—Я не думаю. Я знаю. Написаны они на листках из моего блокнота. Значит, писала?

—Да… — побледнев, ответила Сильва.

—Ты печатала эти пасквили о Саше на моей машинке?

—Да… — Сильва совсем опустила голову.

—Ты ставила Углову двойки в журнал?

—Да… но Валерка…

—О Валерке после… Ты не пошла в госпиталь инвалидов Отечественной войны, хотя тебе доверили вести концерт?

—Да… но…