Приказ самому себе

Покатались на „колесе обозрения“. Потом Саша спросила:

— А на самолете со мной кто? Билета всего два.

— Пускай Зинка пикирует. У меня от этого чертова колеса аж очки вспотели! — весело признался Женя.

Самолет, набирая скорость, взмыл в небо. Выше. Выше. Руки вцепились в борта кабины. Брезентовые лямки врезались в плечи, а тело потеряло вес и неуправляемой пушинкой падало в бездну голубого неба. Земля куда-то пропала! Везде небо. Да еще впереди голова Саши с растрепавшимися волосами. Казалось, падение никогда не кончится. Но в неуловимый миг тело вновь приобрело вес. Он рос, рос. Теперь уже Земля с острыми верхушками деревьев, яркими домиками аттракционов, тысячами людских голов летела навстречу, всей громадой падала на Зиновия…

— Смотрите! Наши! Магакян и Углов в самолет садятся, — крикнула Зойка. — Я бы умерла от страха. Какая все-таки Сашка!

Сильва брезгливо вздернула плечами. А Валерка сказал:

— Чего ты, Зойка, разохалась! Они же сейчас „маму“ кричать будут! После первого круга их высадят.

Самолет сделал мертвую петлю. Еще. Еще. „Маму“ они не кричали. Валерка покраснел и испуганно подумал: „Пока они крутятся, нужно поскорее уйти. А вдруг Сильве взбредет в голову…“ И едва Сильва открыла рот, он с перепугу гаркнул:

— Сильва!!!

Сильва вздрогнула. А Валерка сказал небрежно:

— Может, и мы… на самолете? Красота…

— Какая же порядочная девочка… — начала Сильва.

— Правильно! — перебил ее обрадованный Валерка. — Я же пошутил! Пойдемте лучше я вас мороженым угощу.

— А кататься? — удивилась Зойка. — Зачем же мы пришли?.. Сойдя с карусели, они нос к носу столкнулись с Сашей.

— Видеть ее не могу! — отворачиваясь, шепнула Сильва Валерке. — Так и перебегает дорогу везде… как черная кошка.

Валерка захохотал и сказал таинственно:

— Союз?!. Мы им еще такое устроим! Будут знать… Сильва улыбнулась и в знак согласия кивнула головой.

ТРУДНЫЙ ДЕНЬ

В душе у Зиновия все кипело. И он решился — пришел к кабинету директора. Входили и выходили учителя, родители, а он все ждал, прижавшись к прохладной стене. Наконец, вышла плотная, среднего оста, женщина. На лацкане синего жакета — узкая орденская планка. Большие карие глаза ее в полутемном коридоре щурились. Она устало провела рукой по пышным черным волосам с пробивающимися на исках белыми нитями. Увидела Углова и улыбнулась:

— Ты кого ждешь? У вас же каникулы.

— Вас, — краснея, ответил Зиновий.

— Лицо мне твое знакомо, а вот фамилию никак не вспомню, — заходя за стол, сказала Алевтина Васильевна.

— Углов я… Зиновий.

— Вот ты кто! — Улыбка исчезла с ее лица, глаза погрустнели. — Хорошо знала твоего отца. Прекрасный, отзывчивый человек. Он много помогал нашей школе… Что-то уж очень ты бледненький, Зиновий. Ты не болен?

— Не-ет, — еле выдавил из себя Зиночка.

Директор подождала еще немного, давая ему успокоиться, и спросила:

— Так что ты хотел мне сказать?

Он собрался с духом и, вскочив, выпалил:

— Алевтина Васильевна! Переведите меня в другой класс!

— Почему? Тебя кто-нибудь обидел?

— Нет… Маме нельзя волноваться… а она опять вызывает!

— Кто вызывает? За что?

— Она… она меня ненавидит! — испугался своей смелости и затопился: — Я отвечал за весь год. И диктанты писал. А она сказала: переведу условно… только пусть мать придет…

Директор с удивлением смотрела на дрожащего Зиночку. Хотела сказать что-то, но передумала. Налила воды и приказала:

— Выпей и успокойся. — Подошла к двери и попросила секретаря — Принесите мне снова журнал пятого „б“… Ты ошибаешься, Углов. За что тебя могут ненавидеть? Ты сделал что-то плохое?

Зиночка помотал головой. Вошла секретарь с журналом. Алевтина Васильевна просмотрела оценки и улыбнулась:

— Вот все и выяснилось. Ты уже шестиклассник. Никаких „условно“. И выбрось свои нехорошие мысли из головы.

— Правда?! — вскочил Зиновий. — И можно маму не вызывать?!

— Правда, — подтвердила директор.

— А она не передумает? — с тревогой спросил он.

— Елизавета Серафимовна?.. Не передумает. Ты скажи лучше, что с мамой?

— Сердце у нее… когда папа… часто болеет… Спасибо, Алевтина Васильевна! До свиданья, Алевтина Васильевна.

Едва он вышел, директор резко встала из-за стола:

Да что же это такое! Только что состоялось это неприятное объяснение с родителями Савченко и Капустина, как явился Углов. И опять та же история. „Условно“!.. Нет, видно, тут без взыскания не обойтись, — она пододвинула к себе книгу приказов и попросила вошедшую пионервожатую: — Алла, найдите Елизавету Серафимовну и скажите, что я ее жду.

— Зинка! Ну что она сказала?.. Почему так долго? Мы хотели уже выручать идти! — наперебой спрашивали Саша с Женей.

А он не мог прийти в себя от счастья. Стоял и улыбался.

— Может, ты того? — Женя ткнул пальцем в висок. — Чокнулся?

— Ну говори же! Ведь все хорошо? — теребила за рукав Саша.

— Хо-ро-шо-о! — закричал Зиновий и побежал со двора.

Они догнали его, схватили за руки, смеялись, теребя. Зиночка, вновь переживая случившееся, рассказал им все.

— Молодец! — радовался Женя. — Я так боялся, что ты струсишь.