Приказано убить

Я обняла его и представила Лотти и Филлис. Он провел нас вперед. Гроб Агнес стоял на возвышении перед лестницей, ведущей к алтарю. Входя, люди на секунду преклоняли перед ним колени. К моему удивлению, Филлис сделала то же самое, прежде чем присоединиться к нам. Она долго стояла на коленях, потом перекрестилась и, когда заиграл орган, поднялась. Я и не знала, что она католичка.

Один из друзей семьи, мужчина средних лет с красным лицом и светлыми волосами, провел миссис Пасиорек к ее месту в первом ряду. Она была в черном, с длинной темной мантильей, закрывавшей голову, и казалась такой же, как всегда: злой и красивой. Ее взгляд, брошенный на гроб, казалось, говорил: «Я тебя предупреждала».

Я почувствовала легкое прикосновение к плечу и обернулась – Феррант, как всегда элегантный. Интересно, он, что, прихватил траурную одежду из Лондона – на всякий случай, если в Чикаго будут похороны?

Орган играл около пяти минут, потом началась служба. Траурная процессия впечатляла своими масштабами: сначала шли псаломщики, один из них размахивал кадилом, другой нес большое распятие. Затем младшие служки. Потом величественная фигура в ризе и митре с епископским посохом – кардинал Чикаго Джером Фарбер. За ним священник, тоже в ризе и митре. Потом епископ, мне неизвестный. Не то чтобы я знала многих церковнослужителей в лицо – просто фотография Фарбера довольно часто мелькает в газетах.

Церемония уже началась, когда я рассмотрела, что один из младших священников – Августин Пелли из монастыря Святого Альберта. Странно: откуда он знает семью Пасиорек?

Служба шла на латинском, ее отправляли Фарбер и незнакомый мне епископ. Интересно, что сказала бы Агнес по поводу этого пышного, несколько архаичного ритуала? Она была такой современной. Однако величественность его, возможно, ей бы понравилась.

Я даже не пыталась, следуя ходу службы, то вставать, то преклонять колени. Так же как Лотти и Роджер. Филлис же была полностью поглощена службой, и, когда прозвенел, колокол, приглашая прощаться с усопшей, я не удивилась, что она прошла мимо нас и присоединилась к толпе у алтаря.

Когда мы выходили из церкви, меня остановил Фил Пасиорек. Он был на десять лет моложе меня и Агнес, и когда-то, когда я была частым гостем в Лейк-Форест, даже увлекался мной.

– Мы кое-что приготовили дома. Мне бы хотелось, чтобы ты с друзьями заехала к нам.

Я вопросительно взглянула на Лотти, которая пожала плечами, как будто говоря: как бы я не ответила, это все равно будет неправильно, и я согласилась. Мне хотелось разузнать, что здесь делает Пелли.

Последний раз я была в доме Пасиореков, когда училась на втором курсе. Оказавшись у озера, я кое-что вспомнила, но все-таки несколько раз путалась в поворотах, прежде чем нашла Арборроуд. Дом, как всегда, выглядел недостроенным – вокруг него множились всевозможные пристройки, рост которых, казалось, могла приостановить только химиотерапия.

Мы оставили машину среди длинного ряда других машин и вошли в одну из пристроек, означающих парадный вход. Когда я приезжала сюда раньше, мы с Агнес всегда входили через боковую дверь, где располагались гаражи и конюшни.

Мы очутились в черно-белом мраморном вестибюле, служанка взяла у Лотти пальто и направила нас в приемную. Из-за эксцентричного дизайна нам пришлось спускаться и подниматься по нескольким коротким, никуда не ведущим мраморным лестницам, потом мы дважды повернули направо и оказались в оранжерее – копии библиотеки во дворце Бленхейма. В комнатах почти такого же размера стоял орган, несколько деревьев в кадках и тянулись ряды книжных полок. Интересно, почему это помещение назвали оранжереей, а не музыкальной комнатой или библиотекой?

Фил засек нас в дверях и подошел поприветствовать. Он получил два диплома Чикагского университета – доктора медицины и доктора философии.

– Отец считает меня сумасшедшим, – ухмыльнулся он. – Я занимаюсь нейробиологией, вместо того чтобы стать практикующим нейрохирургом и зарабатывать кучу денег. Думаю, Сесилия, – единственная из детей, кто ведет себя прилично.

Сесилия, средняя дочь Пасиореков, стояла около органа с отцом Пелли и незнакомым мне епископом. В свои тридцать она уже выглядела почти как миссис Пасиорек, включая внушительных размеров бюст под дорогим черным костюмом.

Я отошла от Фила и Филлис, которые продолжали разговаривать, и протиснулась через толпу гостей к органу. Сесилия отказалась пожать мне руку и произнесла:

– Мама сказала, что ты не приедешь.

То же самое сказал и Фил, встретив меня в церкви, только он обрадовался, увидев меня, а Сесилия была в бешенстве.

– Я с ней не разговаривала, Сесилия. Я говорила вчера с твоим отцом, и он пригласил меня.

– Она сказала, что звонила тебе.

Я покачала головой. Так как Сесилия не собиралась представлять меня, я обратилась к незнакомому епископу:

– Я Виктория Варшавски, подруга Агнес по университету.

Мы с отцом Пелли встречались в монастыре Святого Альберта.