— В лесу. Бабельсберг.
— А я в Потсдаме. Совсем рядом.
— Когда ложитесь спать?
— Если не бомбят — поздно.
— А если бомбят?
— Тогда я принимаю люминал и заваливаюсь в кровать с вечера.
— Сейчас я обзвоню моих друзей — я только что вернулся, надо кое с кем переброситься парой слов — и свяжусь с вами еще раз. Может быть, если вы согласитесь, я приеду к вам сегодня, только позже.
«Сейчас пишут каждое мое слово, — подумал он, положив трубку. — И это замечательно. Вопрос о том, когда расшифровку записей передадут Мюллеру: сразу же или завтра? И в том и в другом случае мой выезд замотивирован. Поглядим, как крепок его Ганс; он свалится через сорок минут, два часа беспробудного сна это зелье гарантирует. Впрочем, он может отставить свою чашку, и сна не будет. Что ж, тогда я поеду вместе с ним. После беседы с этой зеленоглазой Дагмар совершу прогулку по Потсдаму. Ее дом находится, если мне не изменяет память, в трех блоках от того особняка, где живет радист. А может быть, у Дагмар есть удобный выход во двор — придется полазать через заборы, ничего не попишешь: Москва должна знать о том, что теперь уже и Борман не мешает переговорам с Западом и что в дело будут включены серьезные люди как в Швейцарии, так и в Швеции».
Ганс вернулся с кухни, налил Штирлицу кофе, допил свой, холодный, с сильно действующим снотворным; поинтересовался, что господин Бользен будет есть на завтрак: он, Ганс, отменно готовит яичницу с ветчиной.
— Спасибо, милый Ганс, но ко мне приходит девочка, она знает, что я ем на завтрак...
— Господин Бользен, группенфюрер сказал, что девочка погибла во время налета... Простите, что я вынужден вас огорчить...
— Когда это случилось?
— А еще я умею делать морковные котлеты, — сказал Ганс.
Он просто пропускал мимо ушей тот вопрос, на который ему было предписано не отвечать.
— Я задал вам вопрос, Ганс: когда погибла моя горничная?
— Но я не знаю, господин Бользен. Я вправе отвечать вам лишь про то, что мне известно.
— Вот видите, как славно, когда вы объясняете мне. Не очень-то воспитанно молчать, когда вас спрашивают, или говорить о другом, нет?
— Да, это совсем невежливо, вы правы, господин Бользен, но я не люблю врать. По мне лучше промолчать, чем говорить неправду.
— Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
— Группенфюрер сказал, что я должен спать внизу. Мне надо блокировать вход к вам на второй этаж. Если вы позволите, я стану устраиваться на ночь в кресле... Вы разрешите подвинуть его к лестнице?
— Нет. На втором этаже нет туалета, я буду вас тревожить...
— Ничего страшного, тревожьте, я моментально засыпаю.
— В данном случае я говорю о себе. Я не люблю тревожить людей попусту. Пожалуйста, подвиньте кресло... Нет, еще ближе к лестнице, но так, чтобы я мог ходить, не обращаясь к вам с просьбой отодвинуться в сторону.
— Но группенфюрер сказал мне, что я должен быть вашей тенью повсюду...
— Вы в каком звании? Капрал? Ну а я — штандартенфюрер.
— Я вас охраняю, господин Бользен, а приказы мне дает группенфюрер. Простите, пожалуйста...
— Видимо, вы хотите, чтобы я позвонил Мюллеру?
— Именно так, господин Бользен, пожалуйста, не сердитесь на меня, но вы бы сами не поняли солдата, не выполняющего приказ командира.
— Пожалуйста, милый Ганс, подайте мне аппарат, шнур удлинен, можете брать со стола спокойно.
Ганс передал Штирлицу телефон, прикрыв рот ладонью, зевнул, смутился, спросил:
— Могу я выпить еще полчашки кофе?
— О да, конечно. Плохо спали сегодня?
— Да, пришлось много ездить, господин Бользен.
Штирлиц набрал номер.
Ответил Шольц.
— Добрый вечер, здесь Штирлиц. Не были бы так любезны соединить меня с вашим шефом?
— Соединяю, штандартенфюрер.
— Спасибо.
Мюллер поднял трубку, засмеялся своим мелким, быстрым, прерывающимся смехом:
— Ну что, уже начался нервный приступ? Молодец Ганс! Дальше будет хуже. Дайте мне его к телефону.
Штирлиц протянул трубку Гансу, тот выслушал, дважды кивнул, вопросительно посмотрел на Штирлица, хочет ли тот еще говорить с шефом, но Штирлиц поднялся и ушел в ванную.
Когда он вернулся, Ганс сидел в кресле и тер глаза.
— Ложитесь, — сказал Штирлиц. — Можете отдыхать, вы мне сегодня не понадобитесь более.
— Спасибо, господин Бользен. Я не буду мешать вам?
— Нет, нет, ни в коем случае.
— Но я временами храплю...
— Я сплю с тампонами в ушах, храпите себе на здоровье. Белье возьмите наверху, знаете где?
И Ганс ответил:
— Да...
...Ганс уснул через двадцать минут.
Штирлиц укрыл его вторым пледом и спустился в гараж.
Когда он вывел машину со двора, Ганс, шатаясь, поднялся с кресла, подошел к телефону, набрал номер Мюллера и сказал:
— Он уехал.
— Я знаю. Спасибо, Ганс. Спи спокойно и не просыпайся, когда он вернется. Ты у меня молодчага.
...Штирлиц остановил машину в переулке, не доезжая двух блоков до маленького трехэтажного особняка радиста; он позвонил, осветив спичкой фамилии квартиросъемщиков — их здесь было четверо.
Радистом оказался пожилой немец, истинный берлинец, Пауль Лорх.